Молниеносно пронеслись в сознании все прежние посадки в сложных условиях. Вспомнил эпизод из своей инструкторской работы, когда мой ученик вместе со мной на самолёте «ПО-2» чуть не скатился в овраг. Я расконтрил, то есть освободил, хвостовое колесо, чтобы оно свободно могло вращаться вправо и влево, резко нажал левый тормоз, выкрутил штурвал, и самолёт медленно развернулся в двух шагах от проклятого частокола, в то время как конец правой плоскости описал дугу всего лишь в нескольких метрах от выступа крыши невысокого строения.

Оба самолёта мгновенно оказались окружёнными толпой восторженно приветствующих людей: они впервые видели красные звезды на плоскостях самолёта.

Командир отряда, счастливый и взволнованный, был доволен больше всех: ведь он беспокоился не только за себя — ему были вверены жизни многих людей.

Искренне были обрадованы и британские офицеры. Один из них откровенно заявил:

— Непонятно, что медлило наше командование? Давно надо было русских сюда направить. Наши прилетали, кружились, вертелись, и всё без толку… А про вас говорят, что вы чуть ли не на макушках скал садитесь.

Толпа окружила нас так плотно, что я с трудом протиснулся сквозь человеческое кольцо.

Разыскав представителя штаба, я вручил ему бесценный конверт с пятью сургучными печатями, в котором находился новый шифр.

Сербские партизаны, находящиеся в кольце врагов, изнурённые недоеданием и утомительными переходами по горным тропам, забрасывали нас самыми разнообразными вопросами. Хотелось задушевно побеседовать с этими мужественными и непреклонными людьми, но медлить было нельзя: ближайший немецкий гарнизон стоял всего в каких-нибудь пятнадцати километрах отсюда; наблюдательные пункты гитлеровцев, несомненно, заметили, как мы заходили на посадку, с минуты на минуту сюда могли нагрянуть танки…

Погрузив раненых и забрав на борт обоих английских офицеров, мы поспешно распрощались с новыми друзьями. Вследствие ограниченности площадки мы с Езерским решили взлёт производить в направлении, противоположном посадке. Для этого мы поочерёдно зарулили на самую окраину села так, что хвост самолёта встал между двумя крайними домами деревушки.

Моторы заработали на форсированном режиме, пыльный шлейф пронёсся по единственной деревенской улице и заволок все дома. Через несколько часов мы благополучно добрались до своей базы.

Обоим нашим экипажам ещё трижды пришлось побывать на этой точке. Мы летали сюда до тех пор, пока не вывезли раненых и не снабдили подразделение сербских партизан всем необходимым.

Гитлеровцы обманулись в своих расчётах: вооружённые отряды сербских партизан снова стали боеспособными, а избранная фашистским командованием «безопасная» магистраль стала кладбищем для фашистских бандитов и их техники.

Как помнит читатель, в июле 1944 года мы высадили в горах Греции, на партизанской площадке, группу наших офицеров во главе с полковником Поповым. Тогда, расставаясь, я твёрдо обещал Попову прилететь снова. Наконец-то я получил долгожданный приказ: нашему экипажу поручили доставить группе полковника Попова письма, а также посылки с подарками к Октябрьским праздникам.

Мы хорошо помнили, что в первый прилёт из-за плохих подходов к партизанской точке нелегко было приземлиться. Поэтому ко второму полёту мы со штурманом готовились особенно тщательно.

На этот раз мы летели официально, не таясь от союзников. Нас уведомили, что посадочный сигнал будет десять огней в одну линию, что отзыв «Я свой!», подаваемый лампой через форточку фонаря пилотской кабины, должен соответствовать букве «Б» по азбуке Морзе, то есть тире и три точки.

Мы проложили на карте курс, произвели точный расчёт времени, ещё раз определили место нашего контрольного ориентира — озера Даукли, которое должно было хорошо просматриваться с воздуха даже в темноте. Вместе с нами полетел командир нашей авиаэскадрильи Герой Советского Союза Пётр Фёдорович Еромасов. Ему полагалось знать все точки, куда летали экипажи руководимого им подразделения. А кроме того, ему хотелось познакомиться с боевым бытом греческих партизан.

Теперь Еромасова, этого замечательного, бесстрашного лётчика, уже нет в живых.

До сегодняшнего дня храню я в письменном столе, среди прочих, дорогих сердцу реликвий Отечественной войны, старую, выцветшую от времени боевую листовку с портретом мужественного командира самолёта. Он в лётном шлеме, руки его держат штурвал, а взор устремлён вниз на раскрытые в беспокойном фронтовом небе купола парашютов.

Посреди листовки на красной ленте призыв: «Летать и разить врага, как Герой Советского Союза Еромасов!»

Ночь выдалась лунная, но всё время, пока мы пересекали Адриатическое море, под нами простиралась беспросветная мгла. Лишь вдалеке по временам вспыхивал дождь падающих звёзд — явление обычное для этого времени года в здешних местах. Вспомнилось, как во время первых полётов в партизанские тылы я принимал разрывы зениток за дождь метеоритов. На этот раз глаз не обманул меня, это был действительно великолепный фейерверк метеоритов, неповторимое по красоте зрелище!

Морские порты на Балканском побережье, несмотря на светомаскировку, пестрели множеством огней. Видимо, немцы спешно эвакуировались. Мы, следуя на высоте трёх тысяч метров, не опасались обстрела с земли, тем более, что фашистам в эти дни было не до нас.