Стихотворения и поэмы
вернуться

Заболоцкий Николай Алексеевич
Шрифт:

1928

Лицо коня

Животные не спят. Они во тьме ночной Стоят над миром каменной стеной. Рогами гладкими шумит в соломе Покатая коровы голова. Раздвинув скулы вековые, Ее притиснул каменистый лоб, И вот косноязычные глаза С трудом вращаются по кругу. Лицо коня прекрасней и умней. Он слышит говор листьев и камней. Внимательный! Он знает крик звериный И в ветхой роще рокот соловьиный. И зная все, кому расскажет он Свои чудесные виденья? Ночь глубока. На темный небосклон Восходят звезд соединенья. И конь стоит, как рыцарь на часах, Играет ветер в легких волосах, Глаза горят, как два огромных мира, И грива стелется, как царская порфира. И если б человек увидел Лицо волшебное коня, Он вырвал бы язык бессильный свой И отдал бы коню. Поистине достоин Иметь язык волшебный конь! Мы услыхали бы слова. Слова большие, словно яблоки. Густые, Как мед или крутое молоко. Слова, которые вонзаются, как пламя, И, в душу залетев, как в хижину огонь, Убогое убранство освещают. Слова, которые не умирают И о которых песни мы поем. Но вот конюшня опустела, Деревья тоже разошлись, Скупое утро горы спеленало, Поля открыло для работ. И лошадь в клетке из оглобель, Повозку крытую влача, Глядит покорными глазами В таинственный и неподвижный мир.

1926

В жилищах наших

В жилищах наших Мы тут живем умно и некрасиво. Справляя жизнь, рождаясь от людей, Мы забываем о деревьях. Они поистине металла тяжелей В зеленом блеске сомкнутых кудрей. Иные, кроны поднимая к небесам, Как бы в короны спрятали глаза, И детских рук изломанная прелесть, Одетая в кисейные листы, Еще плодов удобных не наелась И держит звонкие плоды. Так сквозь века, селенья и сады Мерцают нам удобные плоды. Нам непонятна эта красота — Деревьев влажное дыханье. Вон дровосеки, позабыв топор, Стоят и смотрят, тихи, молчаливы. Кто знает, что подумали они, Что вспомнили и что открыли, Зачем, прижав к холодному стволу Свое лицо, неудержимо плачут? Вот мы нашли поляну молодую, Мы встали в разные углы, Мы стали тоньше. Головы растут, И небо приближается навстречу. Затвердевают мягкие тела, Блаженно древенеют вены, И ног проросших больше не поднять, Не опустить раскинутые руки. Глаза закрылись, времена отпали, И солнце ласково коснулось головы. В ногах проходят влажные валы. Уж влага поднимается, струится И омывает лиственные лица: Земля ласкает детище свое. А вдалеке над городом дымится Густое фонарей копье. Был город осликом, четырехстенным домом. На двух колесах из камней Он ехал в горизонте плотном, Сухие трубы накреня. Был светлый день. Пустые облака, Как пузыри морщинистые, вылетали. Шел ветер, огибая лес. И мы стояли, тонкие деревья, В бесцветной пустоте небес.

1926

Прогулка

У животных нет названья. Кто им зваться повелел? Равномерное страданье — Их невидимый удел. Бык, беседуя с природой, Удаляется в луга. Над прекрасными глазами Светят белые рога. Речка девочкой невзрачной Притаилась между трав, То смеется, то рыдает, Ноги в землю закопав. Что же плачет? Что тоскует? Отчего она больна? Вся природа улыбнулась, Как высокая тюрьма. Каждый маленький цветочек Машет маленькой рукой. Бык седые слезы точит, Ходит пышный, чуть живой. А на воздухе пустынном Птица легкая кружится, Ради песенки старинной Нежным горлышком трудится. Перед ней сияют воды, Лес качается, велик, И смеется вся природа, Умирая каждый миг.

1929

Змеи

Лес качается, прохладен, Тут же разные цветы, И тела блестящих гадин Меж камнями завиты. Солнце жаркое, простое, Льет на них свое тепло. Меж камней тела устроя, Змеи гладки, как стекло. Прошумит ли сверху птица Или жук провоет смело, Змеи спят, запрятав лица В складках жареного тела. И загадочны и бедны, Спят они, открывши рот, А вверху едва заметно Время в воздухе плывет. Год проходит, два проходит, Три проходит. Наконец Человек тела находит — Сна тяжелый образец. Для чего они? Откуда? Оправдать ли их умом? Но прекрасных тварей груда Спит, разбросана кругом. И уйдет мудрец, задумчив, И живет, как нелюдим, И природа, вмиг наскучив, Как тюрьма стоит над ним.

1929

Искушение

Смерть приходит к человеку, Говорит ему: «Хозяин, Ты походишь на калеку, Насекомыми кусаем. Брось житье, иди за мною, У меня во гробе тихо. Белым саваном укрою Всех от мала до велика. Не грусти, что будет яма, Что с тобой умрет наука: Поле выпашется само, Рожь поднимется без плуга. Солнце в полдень будет жгучим, Ближе к вечеру прохладным. Ты же, опытом научен, Будешь белым и могучим С медным крестиком квадратным Спать во гробе аккуратном». «Смерть, хозяина не трогай, — Отвечает ей мужик. — Ради старости убогой Пощади меня на миг. Дай мне малую отсрочку, Отпусти меня. А там Я единственную дочку За труды тебе отдам». Смерть не плачет, не смеется, В руки девицу берет И, как полымя, несется, И трава под нею гнется От избушки до ворот. Холмик во поле стоит, Дева в холмике шумит: «Тяжело лежать во гробе, Почернели ручки обе, Стали волосы как пыль, Из грудей растет ковыль. Тяжело лежать в могиле, Губки тоненькие сгнили, Вместо глазок — два кружка, Нету милого дружка!» Смерть над холмиком летает И хохочет и грустит, Из ружья в него стреляет И склоняясь говорит: «Ну, малютка, полно врать, Полно глотку в гробе драть! Мир над миром существует, Вылезай из гроба прочь! Слышишь, ветер в поле дует, Наступает снова ночь. Караваны сонных звезд Пролетели, пронеслись. Кончен твой подземный пост, Ну, попробуй, поднимись!» Дева ручками взмахнула, Не поверила ушам, Доску вышибла, вспрыгнула, Хлоп! И лопнула по швам. И течет, течет бедняжка В виде маленьких кишок. Где была ее рубашка, Там остался порошок. Изо всех отверстий тела Червяки глядят несмело, Вроде маленьких малют Жидкость розовую пьют. Была дева — стали щи. Смех, не смейся, подожди! Солнце встанет, глина треснет, Мигом девица воскреснет. Из берцовой из кости Будет деревце расти, Будет деревце шуметь, Про девицу песни петь, Про девицу песни петь, Сладким голосом звенеть: «Баю, баюшки, баю, Баю девочку мою! Ветер в поле улетел, Месяц в небе побелел. Мужики по избам спят, У них много есть котят. А у каждого кота Были красны ворота, Шубки синеньки у них, Все в сапожках золотых, Все в сапожках золотых, Очень, очень дорогих…»

1929

«Меркнут знаки Зодиака…»

Меркнут знаки Зодиака Над просторами полей. Спит животное Собака, Дремлет птица Воробей. Толстозадые русалки Улетают прямо в небо, Руки крепкие, как палки, Груди круглые, как репа. Ведьма, сев на треугольник, Превращается в дымок. С лешачихами покойник Стройно пляшет кекуок. Вслед за ними бледным хором Ловят Муху колдуны, И стоит над косогором Неподвижный лик луны. Меркнут знаки Зодиака Над постройками села, Спит животное Собака, Дремлет рыба Камбала, Колотушка тук-тук-тук, Спит животное Паук, Спит Корова, Муха спит, Над землей луна висит. Над землей большая плошка Опрокинутой воды. Леший вытащил бревешко Из мохнатой бороды. Из-за облака сирена Ножку выставила вниз, Людоед у джентльмена Неприличное отгрыз. Все смешалось в общем танце, И летят во сне концы Гамадрилы и британцы, Ведьмы, блохи, мертвецы. Кандидат былых столетий, Полководец новых лет, Разум мой! Уродцы эти — Только вымысел и бред. Только вымысел, мечтанье, Сонной мысли колыханье, Безутешное страданье, — То, чего на свете нет. Высока земли обитель. Поздно, поздно. Спать пора! Разум, бедный мой воитель, Ты заснул бы до утра. Что сомненья? Что тревоги? День прошел, и мы с тобой — Полузвери, полубоги — Засыпаем на пороге Новой жизни молодой. Колотушка тук-тук-тук, Спит животное Паук, Спит Корова, Муха спит, Над землей луна висит. Над землей большая плошка Опрокинутой воды. Спит растение Картошка. Засыпай скорей и ты!

1929

Искусство

Дерево растет, напоминая Естественную деревянную колонну. От нее расходятся члены, Одетые в круглые листья. Собранье таких деревьев Образует лес, дубраву. Но определенье леса неточно, Если указать на одно формальное строенье. Толстое тело коровы, Поставленное на четыре окончанья, Увенчанное хромовидной головою И двумя рогами (словно луна в первой четверти). Тоже будет непонятно, Также будет непостижимо, Если забудем о его значенье На карте живущих всего мира. Дом, деревянная постройка, Составленная как кладбище деревьев, Сложенная как шалаш из трупов, Словно беседка из мертвецов, — Кому он из смертных понятен, Кому из живущих доступен, Если забудем человека, Кто строил его и рубил? Человек, владыка планеты, Государь деревянного леса, Император коровьего мяса, Саваоф двухэтажного дома, — Он и планетою правит, Он и леса вырубает, Он и корову зарежет, А вымолвить слова не может. Но я, однообразный человек, Взял в рот длинную сияющую дудку, Дул, и, подчиненные дыханию, Слова вылетали в мир, становясь предметами. Корова мне кашу варила, Дерево сказку читало, А мертвые домики мира Прыгали, словно живые.

1930

Вопросы к морю

Хочу у моря я спросить, Для чего оно кипит? Пук травы зачем висит, Между волн его сокрыт? Это множество воды Очень дух смущает мой. Лучше б выросли сады Там, где слышен моря вой. Лучше б тут стояли хаты И полезные растенья, Звери бегали рогаты Для крестьян увеселенья. Лучше бы руду копать Там, где моря видам гладь, Сани делать, башни строить, Волка пулей- беспокоить, Разводить медикаменты, Кукурузу молотить, Деве розовые ленты В виде опыта дарить. В хороводе бы скакать, Змея под вечер пускать И дневные впечатленья В свою книжечку писать.