Стихотворения и поэмы
вернуться

Заболоцкий Николай Алексеевич
Шрифт:

1933

Человек в воде

Формы тела и ума Кто рубил и кто ковал? Там, где море-каурма, Словно идол, ходит вал. Словно череп, безволос, Как червяк подземный, бел, Человек, расправив хвост, Перед волнами сидел. Разворачивая ладони, Словно белые блины, Он качался на попоне Всем хребтом своей спины. Каждый маленький сустав Был распарен и раздут. Море телом исхлестав, Человек купался тут. Море телом просверлив, Человек нырял на дно. Словно идол, шел прилив, Заслоняя дна пятно. Человек, как гусь, как рак, Носом радостно трубя, Покидая дна овраг, Шел, бородку теребя. Он размахивал хвостом, Он притоптывал ногой И кружился колесом, Безволосый и нагой. А на жареной спине. Над безумцем хохоча, Инфузории одне Ели кожу лихача.

1930

«Звезды, розы и квадраты…»

Звезды, розы и квадраты, Стрелы северных сияний, Тонки, круглы, полосаты, Осеняли наши зданья. Осеняли наши домы Жезлы, кубки и колеса. В чердаках визжали кошки, Грохотали телескопы. Но машина круглым глазом В небе бегала напрасно: Все квадраты улетали, Исчезали жезлы, кубки. Только маленькая птичка Между солнцем и луною В дырке облака сидела, Во все горло песню пела: «Вы не вейтесь, звезды, розы, Улетайте, жезлы, кубки, — Между солнцем и луною Бродит утро за горами!»

1930

Царица мух

Бьет крылом седой петух, Ночь повсюду наступает. Как звезда, царица мух Над болотом пролетает. Бьется крылышком отвесным Остов тела, обнажен, На груди пентакль чудесный Весь в лучах изображен. На груди пентакль печальный Между двух прозрачных крыл, Словно знак первоначальный Неразгаданных могил. Есть в болоте странный мох, Тонок, розов, многоног, Весь прозрачный, чуть живой, Презираемый травой. Сирота, чудесный житель Удаленных бедных мест, Это он сулит обитель Мухе, реющей окрест. Муха, вся стуча крыламя, Мускул грудки развернув, Опускается кругами На болота влажный туф. Если ты, мечтой томим, Знаешь слово Элоим, Муху странную бери, Муху в банку посади, С банкой по полю ходи, За приметами следи. Если муха чуть шумит — Под ногою медь лежит. Если усиком ведет — К серебру тебя зовет. Если хлопает крылом — Под ногами злата ком. Тихо-тихо ночь ступает, Слышен запах тополей. Меркнет дух мой, замирает Между сосен и полей. Спят печальные болота, Шевелятся корни трав. На кладбище стонет кто-то Телом к холмику припав. Кто-то стонет, кто-то плачет, Льются звезды с высоты. Вот уж мох вдали маячит. Муха, муха, где же ты?

1930

Предостережение

Где древней музыки фигуры, Где с мертвым бой клавиатуры, Где битва нот с безмолвием пространства — Там не ищи, поэт, душе своей убранства. Соединив безумие с умом, Среди пустынных смыслов мы построим дом — Училище миров, неведомых доселе. Поэзия есть мысль, устроенная в теле. Она течет, незримая, в воде — Мы воду воспоем усердными трудами. Она горит в полуночной звезде — Звезда, как полымя, бушует перед нами. Тревожный сон коров и беглый разум птиц Пусть смотрят из твоих диковинных страниц. Деревья пусть поют и страшным разговором Пугает бык людей, тот самый бык, в котором Заключено безмолвие миров, Соединенных с нами крепкой связью. Побит камнями и закидан грязью, Будь терпелив. И помни каждый миг: Коль музыки коснешься чутким ухом, Разрушится твой дом и, ревностный к наукам. Над нами посмеется ученик.

1932

Подводный город

Птицы плавают над морем. Славен город Посейдон! Мы машиной воду роем. Славен город Посейдон! На трубе Чималыгопока Мы играем в окна мира: Под волнами спит глубоко Башен стройная порфира. В страшном блеске орихалка Город солнца и числа Спит, и буря, как весталка, — Буря волны принесла. Море! Море! Морда гроба! Вечной гибели закон! Где легла твоя утроба, Умер город Посейдон. Чуден вид его и страшен: Рыбой съедены до пят, Из больших окошек башен Люди длинные глядят. Человек, носим волною, Едет книзу головою. Осьминог сосет ребенка, Только влас висит коронка. Рыба, пухлая, как мох, Вкруг колонны ловит блох. И над круглыми домами, Над фигурами из бронзы, Над могилами науки, Пирамидами владыки — Только море, только сон, Только неба синий тон.

1930

Школа жуков

Женщины

Мы, женщины, повелительницы котлов, Изобретательницы каш, Толкачихи мира вперед, — Дни и ночи, дни и ночи, Полные любовного трудолюбия, Рождаем миру толстых красных младенцев. Как корабли, уходящие в дальнее плавание, Младенцы имеют полную оснастку органов: Это теперь пригодится, это — потом. Горы живого сложного мяса Мы кладем на руки человечества. Вы, плотники, ученые леса, Вы, каменщики, строители хижин, Вы, живописцы, покрывающие стены Загадочными фигурами нашей истории, Откройте младенцам глаза, Развяжите уши, И толкните неопытный разум На первые подвиги.

Плотники

Мы, плотники, ученые леса, Математики жизни деревьев, Построим младенцам огромные колыбели На крепких дубовых ногах. Великие мореходы Получат кроватки из клена: Строение кленовых волокон Подобно морскому прибою. Ткачам, инженерам одежды, Прилична кровать из чинара: Чинар — это дерево-ткач, Плетущий себя самого. Ясень, На котором продолговатые облака, Будет учителем в небо полетов. Черные полосы лиственниц Научат строительству рельсов. Груша и липа — Наставницы маленьких девочек. Дерево моа похоже на мед — Пчеловодов учитель. Туя, крупы властелинша — Урок земледельцу. Бурый орех, как земля, — Землекопу помощник. Учит каменья тесать И дома возводить — палисандра. Черное дерево — это металла двойник, Свет кузнецам, Воспитанье вождям и солдатам.

Живописцы

Мы нарисуем фигурки зверей И сцены из жизни растений. Тело коровы, Читающей курс Маслоделья, Вместо Мадонны Будет сиять над кроваткой младенца. Мы нарисуем пляску верблюдов В могучих песках Самарканда, Та где зеркальная чаша Бежит за движением солнца. Мы нарисуем Историю новых растений. Дети простых садоводов, Стали они словно бомбы. Первое их пробужденье Мы не забудем — Час, когда в ножке листа Обозначился мускул, В теле картошки Зачаток мозгов появился И кукурузы глазок Открылся на кончике стебля. Злаков войну нарисуем мы, Битву овса с воробьями — День, когда птичка упала, Сраженная листьев ударом. Вот что нарисуем мы На наших картинах. Тот, кто увидит их раз, Не забудет до гроба.