Шрифт:
Я сказала Джас:
— Смотри-ка, мы вершим новую историю Англии!
21.30
Сегодня вечером Анри водил нас в ресторан. Это было реально клево, если не считать старого пьяницы за пианино, который все стонал «Je ne regrette rien» [71] . Эллен спросила:
— О чем это он?
Я ответила по-французски, что он ни о чем не жалеет. А следовало бы! Например, он должен был пожалеть, что взялся за эту песню.
71
«Я ни о чем не жалею». Песня из репертуара Эдит Пиаф.
Анри сказал, что это знаменитый французский певец. Надо же!
Очень, очень забавный вечер. На нашем столе лежало меню. Первым пунктом значились лягушачьи лапки. Когда подошел официант, он заговорил как бы по-английски:
— Добрый вечер, мадемуазели. Что я могу вам предложить?
Я сказала:
— S'cuse moi [72] , у вас есть лягушачьи лапки? Он улыбнулся:
— Да, мадемуазель.
Тогда я ответила:
— Тогда спрыгайте мне за сэндвичем!
72
Извините (фр.).
Мы смеялись миллион лет. Даже официанту это показалось забавно. Однако мадам Слэк, услышав, что произошло, сказала, что мы «легкомысленные».
Понедельник, 24 января
Последнее утро в Бон-Пари
Сижу в одиночестве в кафешке, потому что козырная туса отправилась смотреть на французских парней. Я даже заказала себе чашку кофе и круассан. Вообще-то, он больше похож на сэндвич с яйцом (потому что он и есть сэндвич с яйцом), но это, по крайней мере, не трость.
Центр Понпиду
Среди дня
Невозможно пройти из-за психов с белыми лицами, сосредоточившихся в середине центра. Некоторые из них стоят как вкопанные по сто лет, выкрашенные в белый цвет, словно статуи. Потом, когда на них наскучивает смотреть, они медленно пошевелят пальцем или поднимут ногу и снова застынут.
А люди за это бросают им в шляпы деньги.
Я сказала Рози:
— Какой смысл в выступлении этих мимов? Почему бы им напрямик не говорить, что им от тебя нужно?
Потом я заметила, что классный garcon [73] , наблюдающий за белолицыми психами, на самом деле смотрит на меня. Я несколько раз ловила на себе его взгляды. Он был симпатичный, очень симпатичный. И брюки у него были относительно нормальные. И на нем не было берета. И он был без сумочки.
Он встретился со мной взглядом и улыбнулся мечтательно. Он был очень эффектный, с невероятно темными кудрявыми волосами. Однако я — зона, свободная от краснопопости, поэтому я должна была его игнорировать, пока он не ушел. Что ж, как говорится, c'est la guerre [74] . Или не говорится? Не знаю. Как я всегда говорю мадам Слэк: «Французский язык для меня — иностранный».
73
Парень (фр.).
74
Такова война (фр.). Смешение устойчивых фраз «lest la vie» (Такова жизнь) и «А la guerre comme а la guerre» (На войне как на войне).
Спустя пять минут
Классный француз вернулся и принес мне красную розу! Он сказал:
— Самой красивой девушке!
Потом поцеловал мне руку, кивнул и скрылся в толпе. (Честно!)
Козырная туса — в отпаде. Мы обсуждали это событие целую вечность. Это не подпадало ни под один пункт шкалы поцелуев. И это не было «увидимся позже». Может быть, я должна была пойти за ним? Или мне следовало сделать с розой что-нибудь эротическое?
Как я много раз говорила, весьма мудростно, парни во всем мире — тайна вселенной!
Au revoir
Мы сели в поезд и сказали «au revoir» городу романтики и любви. Мы увозили домой наши воспоминания. Что еще более важно, мы везли огромные береты для наших комедий!
Мы нашли их в сувенирной лавочке на вокзале, где также продавались музыкальные шкатулки в виде Эйфелевых башен, исполнительницы канкана в нудиках и другие изысканные сувениры. Береты были гигантские, с ребром жесткости, зашитым по краю, так что он отстоял от головы на целый фут [75] . Блестяще!!! Они прикольные до невозможности! Каждая из нас купила по штуке. Не могу дождаться, когда смогу надеть свой в школу. По сравнению с ними наши береты, когда мы подкладывали в них контейнер с завтраком, выглядели убого традиционными.
75
1 фут равен 30,5 см.
Когда мы сели в поезд, мадам Слэк удалилась в учительское купе, вероятно, поболтать с класснейшим Анри про сумочки, которые они знают и любят. Мы воспользовались возможностью примерить свои береты. Когда поезд тронулся, мы все вшестером высунули в окна вагона головы в громадных беретах. Мы вопили: «АС REVOIR, PARIS!» и «МЫ ВСЕ ТЕБЯ ЛЮБИМ!»
И вообразите, люди на платформе стали махать нам руками и кричать что-то ободряющее. Я думаю, они нам желали счастливого пути.
Когда мы пробовали сырные сэндвичи, припасенные в дорогу, я спросила у Джас: