Почему только викторианских? Но с Интернетом не поспоришь.

Мышьяк, который не имеет запаха. Ну да, это удобно. Симптомы отравления мышьяком легко было спутать с симптомами холеры… очень интересно, и при чем здесь наш случай?

Самый знаменитый случай отравления вином — это смерть папы Александра VI в 1503 году. Папа, замыслив отравить троих кардиналов, выпил заготовленное для них вино по недосмотру кладовщика, которому было доверено хранение отравленных бутылок.

А, да нет на свете ничего, лишенного вкуса и запаха, — у мышьяка, оказывается, есть тонкий металлический привкус. Мадлен Смит отравила своего любовника, добавив мышьяк в какао, доктор Уильям Палмер подмешал яд в виски, а адвокат Гарольд Гринвуд отравил жену, добавив пол чайной ложки мышьяка в бутылку бургундского. Но привкус металла — небывалая нотка в винном букете.

Во вкусе, а не в букете, сказал я экрану. Не путайте нос и рот.

Дальше пошел просто бред. Сладкий вкус в вине, понимаете ли, исторически самый популярный. И римляне уваривали виноградный сок до состояния сиропа путем кипячения его в свинцовых сосудах. Один из симптомов отравления свинцом — потеря репродуктивных способностей. Свинцовые водопроводы и подслащенное свинцом вино — одни из главных причин низкой рождаемости в Древнем Риме.

Тим Скотт вряд ли имел шанс потерять репродуктивные способности.

Ну и — в семнадцатом веке во Франции отравление свинцом носило название «колики Пуату», поскольку виноделы Пуату добавляли окись свинца в вино для смягчения его вкуса. В Англии для подслащивания вина и сидра использовались свинцовые гири, которые опускали в бочки на веревках. Рецепт приготовления вина со свинцом встречается в поваренной книге восемнадцатого века «Универсальный повар» Таунсенда. Свинец запрещен к использованию в виноделии с того же восемнадцатого века. Точка.

Больше никаких технологий изготовления вина, где был бы хоть намек на яды, тем более — быстродействующие, не выявилось. Да я как-то и без поисковых систем это знал.

Что ж, есть с чем ехать в Зоргенштайн.

— Сергей, ты все еще куришь свои мексиканские сигары? — спросил Альберт, приведя меня в сельский ресторанчик с множеством простых радостей, типа картофельного пюре, политого другим пюре — яблочным, что хорошо идет к тонким колбаскам.

— Бывает, — признал я, — но сигара — это все-таки символ победы. А нам как-то до победы далеко.

— Какая там победа, — потряс щеками Альберт, а потом поднял на меня голубые грустные глаза. — У меня упали продажи в местных магазинах на три процента за неделю. Хотя при чем тут я, вроде бы. У всех общее ощущение — что нас теперь можно брать голыми руками. Мы все стали дешевле.

— А Фриц будет со мной говорить?

— Трудно. Я сказал, что ты — винный аналитик, что всего лишь правда, но будь готов к встрече с полицией. Он сказал, что лучше встретиться не в замке. А там посмотрит.

Я мог бы сказать Альберту, что полиция меня ждет, так что тут проблем никаких. Но дело было в том, что я не имел ни малейшего желания вот так сразу начинать разговор с полицией.

— Фриц говорит по-английски?

— Как и все мы. Да, и он все-таки хочет знать, какие будут вопросы.

— Самые простые. Я хочу знать, как прошла дегустация до того самого момента. Кто где сидел, что сказал. А разговор о технологиях — боюсь, что он тут неуместен. Дело явно не в вине. А в том, что туда добавили.

Тут Альберт как-то странно усмехнулся.

— Ну, Фриц поможет. Хотя, кажется, дегустацией дирижировал не он, у них там есть такая специальная девушка… Но, кстати, о девушках. Помнишь, ты приехал ко мне в первый раз с такой… у нее лицо, как у грустной лошади? Вот если бы ты знал, где ее найти, она бы многое рассказала. Это она командовала группой твоих коллег, она привезла их в замок. А увезла на одного меньше. Да она вообще рядом с ним сидела, с этим, который умер.

— Что? Та девушка? Мануэла?

Альберт фальшиво пропел строчку «Мануэлы» из Иглесиаса.

— А второй англичанин, который приехал с этим несчастным, вообще устроил истерику. Они вроде были друзьями. Орал на всех, чтобы вызвали врача, ну и так далее. Не мог поверить, что тот умер почти сразу. Пытался пробиться в санитарную машину, но там уже знали, что поедут прямо в морг. И его не пустили, он скандалил. Знаменитый такой парень, фамилия как у этого рок-музыканта, который сначала шепчет, потом дико орет. Он еще ломает на сцене почти настоящую стену.

— «Пинк Флойд»… Роджер Уотерс? Уотерс? Это же как — Монти? Монти Уотерс?

— Да! — обрадовался Альберт.

Вот и объяснение странностям в поведении Монти, как и неизбывной печали Мануэлы.

Так ведь теперь я и вообще не поеду к Фрицу. То есть если он и будет мне нужен, то лишь на следующем этапе.

Мы быстро договорились об этом с Альбертом.

— Звони, Сергей, — сказал он мне на прощание. — Считай, что у тебя здесь — полевой офис с дисциплинированными сотрудниками. Я знаю, ты не сделаешь нам плохо. Для тебя — все что угодно.