— Сергей, здесь тепло! — сообщила мне Алина. — Я снова живу!

Гриша, конечно, прав: она — как статуя с собора, замершая в легком изгибе. Пожалуй, Дюрер. Женщина с бледными волосами, не короткими, не длинными, с чем-то странно мужским в удлиненном лице. Не рыцарь, а женственный юноша-оруженосец. А как выглядела Лорелея, расчесывавшая золотые волосы на какой-то скале над Рейном?

— Я вас покину, — озабоченно сообщила Юля, посмотрев при этом на Алину.

— Сергей, а вы-то нас не покинете? — любезно спросил Гриша так, будто он здесь душа общества. — Не надо. Вы обычно молчаливы, но без вас было грустно.

Ну как обращаться с человеком, который сделал большую гадость и гордится ею, считает, что совершил подвиг? И ждет комплимента?

— Пока вы, Сергей, куда-то так загадочно исчезали, я позволил себе откопать несколько интересных фактов, — продолжил он. — Работа в бульварной газете дисциплинирует, заставляет быть активным. Но вам, я вижу, это неинтересно… Вас увлекает немецкая романтика. Однако же на ярмарочной площади играют нацистский марш. Здесь так принято?

— Гриша, вынужден вас огорчить. Это немецкий марш из Средних веков, называется «Эрика». В советских кинохрониках его и правда использовали как звуковую иллюстрацию того самого нацизма, но немцам об этом неизвестно.

Алина улыбалась.

— Жаль… А тогда, если дама не возражает, у меня личный вопрос. Можно я гадко трахну Юлю, как животное? Если, конечно, она не попросит денег, у меня жена и… Да, да, я знаю, что вы знаете. Сделаю это в гуманных целях. Она как-то напряжена. Вы не против?

— Я ее еще не приобрела, — сказала Алина. — И если приобрету, то не до такой степени. Сергей, тебя не хватало. Я боялась, что утром придется опять защищать Григория. Он тут стал героем дня, и Седов…

Гриша, удостоверившись, что Алина замолчала, выставил вперед обе руки:

— Достаточно было одного раза. Он все понял и больше рисковать не будет. Знает, что вы со мной. И вообще, ну, этот Седов — вот же Сергей как-то не проявляет ярости, правда? Потому что перед нами умный и интеллигентный человек. А Седов с его благородным гневом — это мне как пися тети Хаси, если даму порадует вторая непристойность за десять минут.

— Какая тетя Хася? — растерянно спросила Алина.

— Какая пися? — в то же мгновение выговорил я.

Гриша сделал глубокий вдох, потом выдох, повернулся к Алине.

— Сначала вопрос дамы. Семантика выражения «пися тети Хаси»… вы же изначально филолог, госпожа Каменева, как следует из ваших официальных биографий? Вас не пугают слова типа «семантика»?

— Не пугают, — признала она, борясь со смехом.

— Отлично. Так вот, видите ли, Алина, тетя Хася родом из Бердичева. Было такое замечательное местечко, собственно, город — Бердичев. Там она владела лучшим публичным домом. Что означало, что она занимала в местном обществе очень уважаемое место. А до того, в молодости, она, естественно, занимала совсем другое место, хотя тоже в публичном доме. И была популярна у мужской части населения. Ее, скажем так, среди мужчин все знали, в библейском смысле тоже. Так вот, семантика выражения «пися тети Хаси» такова: нечто всем хорошо известное и даже слегка надоевшее, не представляющее сенсации. В точности как недовольство господина Седова. Так, далее.

Он повернулся ко мне:

— А теперь ваш вопрос, Сергей. Я в затруднении. Дело было в начале двадцатого века, сто лет назад, и я не уверен, что сохранились подробные описания. Да и вообще, что вы имели в виду — какая пися? Это ведь очень странный вопрос. Какого именно ответа вы ждали? Вы вообще хорошо подумали, прежде чем спросить?

Тут я выяснил, наконец, как смеется Алина. Это было неожиданно, надо признать: смеется она басом, явственно выговаривая «ха-ха-ха».

— Но если вы спросите, откуда взялось изобретенное мной выражение «сто писят» — то частично и от тети Хаси тоже, — смягчившись, сказал Гриша.

Через час, во время долгого и задумчивого обеда внутри главной достопримечательности ярмарки — в громадной, самой большой в мире бочке, с окнами, кухней, столиками и официантами, — мой телефон зазвонил.

— Приветствую, приветствую, дорогой друг вино-писатель! — раздался далекий скандирующий голос.

— Здравствуйте, господин главный редактор Костя! — ответил я.

— Позволь тебе высказать свое огорчение, — продолжил Костя. — У тебя там в группе, как я видел по приглашению, находится знаменитая и богатая женщина. Лично Алина Каменева.

— Находится, — осторожно сказал я.

— Так вот, мне только что сообщила разведка, что прямо там, в Германии, она заключила контракт с неким всеми нами любимым Игорем Седовым на его постоянную винную колонку в своем славном журнале La Mode, — тщательно выговорил Костя. — Это очень печальный факт. Куда ушло твое обаяние? Тебе задание: пока вы еще вместе, объясни ей, кто лучший винописатель России. После чего ждем тебя с не-тер-пе-нием.

Костя, конечно, на самом деле опечален не был, он знал, что я занят по уши и еще одну колонку не вытяну. Но это было не главное.