Пекара Яцек
Шрифт:
— Я с радостью помогу господину графу, — сказал я. — Поскольку, хотя и не знаю, в ереси ли здесь дело или в колдовстве, готов поспорить, что подобная вероятность существует.
— Колдовство, — фыркнул граф. — Тоже мне…
— Это лишь предположение, — развел руками. — Соблаговолит ли господин граф рассказать мне всю историю с самого начала?
— Ронс! — де Родимонд глянул на лейтенанта.
— Слушаюсь, господин граф. — Офицер отставил пустую чашу, после чего долил вина из кувшина сперва графу, потом мне, а затем уже — себе. — Все началось с исчезновения людей из Медвежатника…
— Такие уж здесь варварские названия, — пробормотал граф. — Медвежатник, Березняки, Мшаные Горки, Болотень, Сфорнгейс, Утопшая Челядь…
— Сфорнгейс? [28] — усмехнулся я. — И вправду варварские. Но, лейтенант, как это — исчезновение? Тела нашли?
— В том-то и дело, что нет, — ответил. — Мы сперва думали: кто-то их подкупил, как и говорил уже господин граф, поскольку здесь не хватает рабочих рук. Нужно корчевать деревья, земля твердая и неурожайная, потому местные властители наперегонки соблазняют чужих людей обещаниями свобод.
28
Сфорнгейс — это реальная деревушка Swornegacie с очень непростой судьбой. Ее «варварское название» происходит из двух корней кошубского языка, принадлежащего этносу, который до сих пор населяет север Польши. — Примеч. ред.
— Но потом жителей убивали?
— Именно. Три раза. Три села. И всякий раз приходило письмо, которое сообщало, куда мы должны отправляться за трупами.
— Убийц искали?
— Ищи ветра в поле, — пробормотал Ронс. — Это огромный лес. Болота, заводи, чащобы, лабиринт пещер на юге… Если бы захотели, целую армию могли бы спрятать, а не пару десятков разбойников. Настолько дремучие места, что до времени здесь и разбойничать-то особо было некому. А у меня восемь солдат и десятка два вооруженных слуг. Будь у меня и вдесятеро больше — все равно ничего бы не сделал. Да и нельзя оставлять замок без охраны.
— Так вот и будут вырезать моих людей! — Граф ударил ладонью с такой силой, что перевернул керамический котелок, и на столешницу выплеснулась темная масса.
— И никаких требований? Ничего?
— И чего бы им у меня требовать? — спросил он с неожиданной горечью. — Два года уже не плачу налоги. Как долго ты мне служишь задаром, Ронс?
— Почти год, господин граф.
— Точно. За пищу и кров над головой. Такой вот из меня граф.
— Смиритесь под крепкую руку Божию, да вознесет вас в свое время, [29] — ответил я ему словами Писания.
29
Петр. 5:6.
— Интересно только, когда это время наступит… — де Родимонд слегка улыбнулся. — Как думаете, возможно ли обрести философский камень? Красную тинктуру?
— Нет, господин граф. Думаю, невозможно, — честно ответил я.
— И я так думаю, — кивнул он. — А уж сколько Корнелиус выжал из меня золота на те исследования… Бог мой…
— Корнелиус?
— Такой пройдоха, — нехотя пояснил Ронс. — Я предостерегал господина графа, но я ведь простой человек. Необразован и не могу постичь просвещенных идей, взлетающих на крыльях науки, — сказал с иронией, явно кого-то цитируя.
— Алхимик, верно? Господин граф приказал его повесить?
— Было бы недурно, — невесело рассмеялся Ронс. — Но почуял, что запахло жареным, и дал деру.
— Князь Хаггледорф пятнадцать лет ждал результата трудов своего алхимика, — сказал я. — Продал половину сел на его исследования. Ну, а через пятнадцать лет потерял терпение и приказал его поджарить на железном кресле…
— О, до этого не дошло, — де Родимонд хлопнул руками по бедрам, — хотел его всего лишь повесить.
— И когда сбежал сей Корнелиус?
— С полгода? — Граф вопросительно глянул на лейтенанта, и офицер кивнул.
— Как раз перед пропажей людей из села и первыми нападениями?
— А что общего у одного с другим? — де Родимонд пожал плечами.
— Письмо, господин граф, — пояснил я. — Говорил вам, что писал человек ученый. Кроме того, совершенно очевидно, за что-то обиженный на господина графа. Ибо это сообщение о готовящихся убийствах — явное злорадство. Полагаю, что тешило его бессилие господина графа, если уж говорить начистоту.
— Ага, представляю себе, как Корнелиус обгрызает трупы, — хмыкнул де Родимонд. — Уж прошу прощения, но если наша Инквизиция действует именно так…
— Корнелиус — слабый, малый человек, — объяснил Ронс. — Как бы сумел уничтожить лесорубов, рыбаков, пастухов? К тому же вооруженных и умеющих за себя постоять. Слишком фантазируете, инквизитор.
— Прошу прощения, господин граф, — склонил я голову. — Всего лишь стараюсь охватить все обстоятельства своим малым разумом и потому неминуемо совершаю немало ошибок.