Подошел к Курносу, который, присев на корточки, внимательно осматривал старика с разрубленной головой.

— Слышал о чем-то подобном?

— Нет, Мордимер, — поднял на меня глаза, — ни о чем, что напоминало бы наш случай.

— Ритуальные убийства? Культ силы и войны? Жертвенный каннибализм? — Я перечислял, не веря собственным словам.

— Не сходится, Мордимер, — покачал он головой. — Все совсем не так.

— Нашел что-нибудь? — Я взглянул на останки старика.

— Везде одно и то же… Забит, заколот, зарезан, потом погрызен…

— Издевались уже над трупом, верно? Ничего не напоминает?

Снова покачал головой:

— Мне жаль, Мордимер.

Мне было жаль не меньше. Ненавижу нерешенных загадок, тайн и секретов. Истинное удовлетворение ощущаю, лишь когда вижу свет в темном туннеле. И теперь понимал, что не успокоюсь, пока не узнаю, кто и зачем убил этих людей. И дело было не в их жизни или смерти. Селяне суть всего лишь селяне. Добрый Господь сотворил их, чтобы работали в жару и холод, а потом умирали. Ибо Писание гласит: отдавайте всякому должное: кому подать — подать; кому оброк — оброк; кому страх — страх; кому честь — честь. [26] И они именно так и поступали: всю жизнь отдавали. А теперь наконец пришлось им отдать и самою жизнь. Ради чьего-то развлечения.

Тогда в чем же было дело, если не в милости к этим людям и не в желании стать справедливым мечом закона? Дело было в проверке собственных сил. Как мог бы в будущем спокойно думать об этих днях, зная, что отступил, не найдя объяснения? Что даже не пытался отыскать свет и, стоя на карачках, пятился к выходу из таинственного туннеля? Кроме того, как я уже говорил, начал подозревать, что здесь может найтись дело для инквизитора. И как бы я чувствовал себя, если бы позволил и далее существовать языческому культу?

— А может… — Курнос колебался мгновение, — может, тебе поговорить с ними, Мордимер?

— С кем? — не понял его.

— Ну… с ними, — повел он рукой вокруг.

— Да ты сдурел! — Я даже не рассердился на него. — Говорить с мертвыми? Этого ты хотел бы, Курнос? Мечом Господа клянусь, чего я с вами вообще связался?

Встал и отошел от него. Увы, я не мог поговорить с мертвыми. Их духи носились где-то неподалеку, исполненные гневом, болью, печалью и непониманием. Призывать этих духов было столь же безопасно, как войти в клетку с разъяренными медведями. Впрочем, медведи-то в худшем случае убили бы меня, месть же духов умерших может быть много страшнее. Не говоря уж о том, что некромантия запрещена святыми основами нашей веры. Конечно, мы, инквизиторы, имеем право нарушать законы во имя высшей необходимости. Однако, вне всяких сомнений, нынче о такой необходимости речь не шла. Но даже если бы сумел совладать с духами убитых, наверняка подобные развлечения не понравились бы моему Ангелу. А гнев Ангелов — страшнее всего зла, которое вы сумеете себе вообразить, и всего зла, вообразить которое не сумеете.

И когда я отходил от Курноса (все больше удивляясь, как он вообще решился предложить нечто подобное), внезапно увидал трех всадников, что сопровождали запряженную двумя лошадьми телегу. Кавалькада приближалась с севера.

— У нас гости! — крикнул я.

Курнос и близнецы взглянули в указанном мною направлении. Потом мы четверо встали посреди селения, подле обложенного камнем колодца, у которого все еще лежали останки молодой женщины.

— Одеты в цвета, — вполголоса произнес Курнос. И действительно, трое конных явно носили цвета кого-то из магнатов: темно-зеленые куртки с амарантовыми нашивками, а кони — ухоженные, с богатой упряжью. На телеге ехало еще трое — вероятно, слуги. Но я отметил, что все они были хорошо вооружены: мечами и копьями. Солнце висело за нашей спиной, оттого пришельцы заметили нас позже, чем мы их. Но наше присутствие их явно обеспокоило. Задержались и совещались некоторое время, а потом снова двинулись к деревушке. Но на этот раз изменили порядок. На козлах остался только возница, а двое спрыгнули на землю и пошли подле телеги. Всадники остались чуть позади.

— Снять их? — спросил Курнос.

— А может, сперва поговорим? — предложил я. — Или ты сегодня окончательно сдурел?

Курнос что-то проворчал недовольно, а близнецы рассмеялись в два голоса.

На краю села телега задержалась, а все шестеро мужчин подошли к нам. Старались быть осторожны, хотя вид близнецов их явно позабавил. Тот, что постарше — светлобородый, с мордой мумифицированного стервятника, — что-то проговорил вполголоса, показывая на моих товарищей пальцем, и все засмеялись.

«Смейтесь, смейтесь, — подумалось мне. — Если уж дойдет до дела, охоту смеяться вам отобьем». Потому что я, милые мои, брал с собой близнецов не из-за внешнего вида или дружественности. Первый и Второй не только обладали необычными способностями, которые простой человек мог бы назвать магией. Оба были убийцами. Опытными, лишенными сантиментов и крепкими, словно прибрежные скалы.

— Кто вы такие, люди? — закричал светлобородый.

— Сам сперва ответь, — отозвался я спокойно.

— Я лейтенант Ронс из стражи господина графа де Родимонда, — ответил, а на его бледных скулах проступил румянец. — И говори поскорее, кто ты сам, пока я не приказал вас убить.

Курнос рассмеялся и откинул капюшон. Это произвело впечатление. Всегда производит.

— Что здесь произошло? — Я повел рукою вокруг. — Почему эти люди погибли и откуда здесь взялись вы?

— Во имя Господа, человече. — Конь лейтенанта загарцевал, пришпоренный. — Ты не услышал, что я сказал? Говори, кто ты!

— Я Мордимер Маддердин, — сказал, вставая с колодезного круга. — Лицензированный инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-хезрона.

Некоторое время он глядел на меня изучающе.