Что касается вседозволенности, то я тоже с вами согласен, это отвратительно, и мне тоже это совершенно не нравится. Но эта проблема преодолевается другим, разумным образом. Обратите внимание, в какой-то момент на телевидении стали грубовато выражаться, потом перестали. Это вопрос такой регуляции. Для этого не надо вводить цензуру, не надо отменять различные точки зрения. Это вопрос такой очень несложной регуляции. Раз — и исчезло.

Точно также можно договориться о том, чтобы, скажем, перестали дублировать кассеты с матерщиной, для этого не надо цензуру вводить. Даже собираться для этого не надо.

Кондрашов:Не надо показывать в детское время «Дом-2»! Вернули…

Млечин:Правильно. Замечательно. Правильно. Конечно, надо. И это всё можно сделать. Для этого не надо цензуры, и гласность здесь не при чем. Гласность как раз дает нам, в частности, возможность это обсудить и потребовать от власти это сделать. Существование альтернативных точек зрения позволяет всё это решить. Одни говорят: давайте показывайте «Дом-2», а мы с вами считаем, что неправильно показывать это в детское время. Мы обращаемся к власти и требуем, чтобы она это сделала.

Кондрашов:Да, было решение суда и перестали показывать в детское время, потом раз — «Дом-2» вернули! И куда нам деваться теперь? У кого есть дети?

Млечин:Правильно! Потому что гласности недостаточно в стране. Об этом и идет речь. Гласность — это первый шаг, об этом третий день говорим.

Кургинян:При чем тут гласность? Ну и что будет, если вы её увеличите?

Млечин:Вариантов-то только два: или цензура, или гласность, которая движется дальше к свободе слова и т. д.

Кургинян:Неправда! Неправда!

Млечин:Других вариантов у нас нет. Согласны со мной?

Кургинян:Нет!

Кондрашов:Нет, не согласен.

Млечин:А какой вариант есть третий, скажите.

Кондрашов:О-о-о.

Млечин:Нет, ну, Вы скажите. Вы так уверенно говорите, что это плохо. Тогда скажите, какой вариант.

Кондрашов:Леонид Михайлович, когда-то Галич замечательно сказал, и я тут согласен с Александром Михайловичем:

Было сказано: я знаю, как надо. И в итоге, в итоге — замечательно, все прекрасно, свобода — в итоге разрушилась страна!

Млечин:Секундочку, я прошу прощения, а кто говорил: я знаю, как надо? Это в советское время говорили: я знаю, как надо.

Кондрашов:Горбачев говорил: я знаю, как надо.

Млечин:Н-е-е-т.

Кургинян: «Иного не дано!»

Млечин:Гласность существовала совершенно…

Кондрашов:Потом Ельцин стал говорить: я знаю, как надо. Гайдар.

Млечин:При Ельцине гласность тоже существовала, и опять не было свободы слова. Мы же с вами всё это видели и знаем.

Кондрашов:Ох, там была выборочная гласность.

Млечин:Не знаю насчет выборочной гласности, не знаю, может быть, там, где Вы работали, была выборочная гласность. Там, где я работал, была нормальная, профессиональная работа.

Сванидзе:Завершайте.

Млечин:Тем не менее, объясните свою позицию. Понимаете, как, я Вам говорю, что есть два варианта: или цензура, или гласность, которая ведет к свободе слова. Вы говорите: ни то, ни другое не подходит. Тогда скажите, а что подходит. Может быть, что-то интересное скажите, мы сейчас реализуем.

Кондрашов:Мне кажется, что должно быть рождено консенсусное решение по выходу страны из кризиса. Для этого должны были безусловно быть подключены лучшие интеллектуальные силы, должна была быть действительно гласность, не выплеснутая в толпу, которая это подхватила и началось черт знает что. Должно было быть принято решение людьми, ориентированными на сохранение страны, обдумано, решено, и только потом, и только потом начинать какие-то серьезные реформы. Ведь все реформы, на всех уровнях, которые были произведены, ни к чему не привели.

Млечин:Нет, можно о гласности? Я с Вами соглашусь, если Вы скажете о гласности. Т. е. Вы имеете в виду, что гласность должна была оставаться для узкого круга людей, которые, как Вы говорите, знали, что делать со страной? А для остальных — нет? Так вот, этот узкий круг людей, которые знали, что делать со страной, управлял нами десятилетиями, и довели страну известно до чего. Что значит, «были подхвачены толпой»? А что, люди не имеют право на гласность?

Кондрашов:Я имею в виду толпу, которая «чемодан, вокзал, Россия», которая подхватила абсолютно низменные национальные чувства и начался не только развал страны…