Неизвестно
Шрифт:
Меня, как руководителя «Останкино», обвинили в том, что я не проявил необходимой чуткости, поскольку отказался прервать телевизионные передачи в знак протеста против убийства. Однако до сих пор я уверен, что убийство Листьева не было связано с его журналистской деятельностью. Меня встревожило и то, что некоторые телевизионные и около- телевизионные работники явно торопились с выдвижением разных версий, искусственно привязанных к телевидению, скажем, рекламной версии, как бы блокируя другие варианты причин убийства. Впрочем, следствие до сих пор не закончено.
Эти суматошные годы были связаны не только с телевидением и радио. Я был членом Конституционного собрания, которое работало над проектом новой Конституции России. Чрезвычайно интересная работа и в личном плане, особенно учитывая то обстоятельство, что я руководил рабочей группой по подготовке Конституции еще при Брежневе. В новой обстановке наслушался столь разных, часто противоположных точек зрения, что голова шла кругом. Особенно полярными оказались мнения о том, какой должна быть Россия — парламентской или президентской республикой. Я выступал за парламентский путь. Однако опыт последующих лет показал, что я ошибался. Составы государственных дум оказались такими, что, будь они решающей инстанцией власти, мы бы уже по многим параметрам вернулись во вчерашний день, который большевики переименовали бы в «завтрашний».
Именно в этой связи хотел бы выделить главное, что сумел достичь Борис Ельцин, — это принятие Конституции России, конституции подлинно демократической, вобравшей в себя лучший опыт международного конституционного права. Не приходится удивляться, что разные оппозиционные силы не раз пытались под разными предлогами пересмотреть Конституцию, чтобы изменить ее характер. На мой взгляд, нам надо сначала научиться неуклонно исполнять действующие конституционные правила, а уж потом думать о дополнениях (но не изменениях) к ней.
Полагаю нужным упомянуть еще об одном весьма существенном моменте в жизни страны, особенно важном с точки зрения нынешнего кризиса отношений власти с бизнесом. Группа из тринадцати ведущих банкиров, пригрозив кошельком, обратилась с призывом к главным противоборствующим силам, то есть к власти и коммунистам, «объединить усилия для поиска политического компромисса». В сущности, эта была заявка на власть, ибо все обращение было построено так, что есть «третья сила», которая может «поставить на место» противоборствующие стороны. Радетели «нового порядка» договорились до того, что «растаптывания советского периода истории России должны быть отвергнуты и прекращены». Ошеломляющее заявление! Они, банкиры, видите ли, «понимают коммунистов». Эти и некоторые другие пассажи, видимо, служили в качестве мостика к «обиженным большевикам», если последние победят на президентских выборах.
В «Обращении» банкиров далее утверждалось, что в случае победы любой из сторон произойдут всякие страшные вещи, а в итоге победит ни чья-то правда, а дух насилия и смуты, а это может привести к гражданской войне и распаду России. К таким рассуждениям и приклеивался призыв объединить усилия в поиске стратегического компромисса, способного предотвратить острые конфликты, угрожающие российской государственности. Полный бред, опасный бред!
Обращение ошеломило меня. Я понимал, что наш бизнес еще политически младенческий, он сам полез под топор, поэтому видел срочную необходимость предостеречь его от самой мысли прыгнуть во власть. В моем письме, опубликованном в газете «Известия» 22 мая 1996 года под заголовком «Банкиры и большевики», я достаточно резко оценил этот шаг, увидев в нем опаснейшую позицию замены власти демократии властью плутократии, что в конечном счете привело бы и к поражению не только демократии, но и бизнеса.
Власть как бы не заметила этой попытки братания «новых русских» с большевиками. Но вот коммунисты не промолчали, они преподнесли новым политическим игрокам элементарные уроки политграмоты. Первым откликнулся руководитель партии, именующей себя «коммунистической». 30 апреля в газете «Советская Россия» было опубликовано открытое письмо Г. Зюганова к авторам «Обращения 13-ти». В нем содержится мягкое согласие на компромисс, но, естественно, на большевистских условиях, то есть на условиях прекращения реформ. В тот же день, 30 апреля, в передовой статье «Правды» расшифровывается понятие компромисса по-боль- шевистски. Газета пишет: «...Не может патриот не противостоять компрадору, этому классовому супостату рабочего, крестьянина и специалиста, оседлавшему пиявкой эксплуататоров своих вчерашних товарищей и коллег... Окаянная жизнь выводит нас под алые знамена уже тем, что Отечество разделено на старых и новых русских. И режим стал на защиту вроде бы новых, якобы русских, потому что им безразлично все, кроме их кошелька».
В своем письме я обратил внимание банкиров, что, вероятно, в целях «компромисса» вам, «классовым супостатам», присваивается звание «якобы русских». Всего-навсего тухлый антисемитский «пустячок». Я искренне сожалею, что мои предостережения оправдались. Избыточная самоуверенность денег не сработала. Список из «13-ти» постепенно тает.
Кстати, однажды на встрече с одним из «олигархов» я пытался убедить его, что попытки форсировать влияние на власть могут привести к беде. Власть легко может расправиться с богатыми, причем опираясь на широкую поддержку людей. Дворцы могут «сгореть», а хижины как были, так и останутся.
— Что Вы, Александр Николаевич, мы же регулярно оплачиваем соответствующую работу на нас большинства депутатов и министров.
Сказал собеседнику, что первыми в политике предают те, кому платят. Так говорит опыт прошлого.
Я не смог убедить собеседника. А жаль.
Повторяю, письмо «13-ти» серьезно встревожило меня. Ведь перед контрреволюцией 1917 года российские банкиры в поисках компромисса тоже не жалели денег большевикам. Почувствовав неладное, я в августе 1996 года обратился к российской и мировой общественности, к Президенту России, Конституционному суду, Правительству, Генеральной прокуратуре, Федеральному собранию с призывом возбудить преследование фашистско-большевистской идеологии и ее носителей. Я писал: