Шрифт:
– Плохой дядька, ффу!
– Поговори еще у меня тут!
– свирепо ответил его начальник. Малыш уронил обертку и неторопливо прошел к двери. Толкнул ее, и дверь с легким скрипом приотворилась. Все затаили дыхание, наблюдая, как Коля-первый выходит за дверь. Прошлепали, удаляясь, босые ножки, и вновь все стихло, потом Коля-второй неожиданно спросил:
– Так что же получается, раз он маленький, так теперь и не помнит ничего?
– Похоже на то, - Эша мстительно ввинтила окурок в пол.
– Вот зараза, - уныло провозгласил Коля-первый, - он же мне триста баксов должен!
Сева, на некоторое время позабыв о пережитых ужасах мебельной агонии, привалился к тому, во что превратился диванчик, и разразился хохотом, утирая глаза здоровой рукой. Гурин, очевидно, принял смех на свой счет, потому как злобно потребовал от Эши:
– Слышь ты, уйми своего, кто он там тебе...
Фраза прозвучала совершенно некстати. Если до этого Шталь относительно мирно и сугубо индивидуально варилась в смеси из страха, раздражения, возмущения и негодования, и огонек под этой смесью был средненький, то требование Гурина превратило огонек в ревущее пламя, смесь мгновенно вскипела, и Шталь приготовилась. Она одну за другой похватала свои туфли и пошвыряла их в состоятельного человека, потом в ту же сторону переправила и Севины туфли. Она обозвала Петра Семеновича всеми известными ей неприличными словами, склеивая их в причудливые неприличные предложения, украшенные столь же неприличными причастными и деепричастными оборотами. Когда неприличные существительные кончились, Эша почему-то ударилась в морфологические и синтаксические термины, потом с радостью перешла на зоологию и ботанику, продвигаясь в обратном порядке эволюции, а когда в ее распоряжении остались лишь первичные белководобные соединения, выпила стаканчик воды, который сунул ей Сева, и стаканчиком тоже швырнула в Гурина, который перестал огрызаться уже после "плюралиа тантум"1 и "парцелляции"2 и сидел очень тихо.
– Успокойся, а?
– Сева, похлопал ее по руке.
– Не так уж пока все и плохо...
– Мне и этого хватает!
– Эша глянула на себя в зеркало и сморщилась.
– Черт знает что! Я не подписывалась разыскивать такие вещи! У меня вообще отгулы! Я пришла отдохнуть, а вместо этого уже два часа вокруг полный хичкок и сплошное ардженте! Лучше б я сидела с пяльцами в укромном уголке или где-нибудь в тихом садике считала груши.
– Почему груши?
– удивился Сева.
– Ну не арбузы же?!
– Наверное, у тебя приступ паники, - сообщил Максим с умным видом, и Шталь глянула свирепо.
– Сейчас у тебя будет приступ бега.
– Пожалуйста, перестаньте ругаться!
– жалобно попросила Вера, не отрывая глаз от приоткрытой двери, в которую ушлепал Коля-первый.
– Как вы думаете, еще где-то могут быть часы? Где еще их можно спрятать?
– Мне вот непонятно, почему я встала с дивана, но все равно продолжала...
– Юля запнулась и, прищурившись, отстригла последний ноготь.
– Может, дело в размере часов, - Эша пожала плечами.
– Чем больше часы, тем больше диапазон. А может, дело не только в размере. Наручные часы вещь более личная, чем настольные. На наручные часы чаще смотрит кто-то один, тогда как на настольные могут смотреть многие...
– Иными словами, если следовать твоей теории, - очень тихо сказал Сева, - наручные часы могут проявить желание перевести только своего хозяина, тогда как настольные не прочь одновременно перевести парочку человек, а то и больше?
– Почему такой похоронный тон?
– вяло удивилась Эша.
– Потому что, потроша бедные диваны в поисках скрытого, вы совсем не смотрите на открытое место, - Сева указующе дернул головой, Эша повернулась и посмотрела на двухметровые напольные часы, возвышавшиеся неподалеку от Петра Семеновича. Их золотистый маятник висел неподвижно, изящные ажурные стрелки застыли на половине второго, резной лев над циферблатом слепо таращился в притихший зал, и в его оскале чудилось что-то утомленно-ехидное.
– Да они ж стоят, - с явным облегчением сказал стоматолог.
– Стоят, - эхом отозвалась Эша.
– А вдруг часы в диванах тоже стояли? Действовать-то они начали отнюдь не сразу.
– Мои часы точно шли!
– Артем постучал себя по пустому запястью.
– С самого начала! А часы в диванах, вероятно, до определенного момента тикали себе, как полагается, и только потом...
– Это значит, что ты веришь в нашу с Севой теорию?
– оживилась Эша.
– Я хочу выжить, - буркнул Артем.
– А когда хочешь выжить, можно поверить во что угодно! Не хочу встретить рассвет дряхлым дедулей или младенцем! Если моя нога усохнет или уменьшится, то я, конечно, освобожусь, но... Не знаю, что хуже - загреметь в дом престарелых или заново сдавать на права.
– В армию опять идти, - уныло поддержал стоматолог.
– Школу заканчивать, - вздохнула Юля.
– Геометрия и органическая химия - это просто кошмар! Господи, ну где ж этот пацан ходит? А вдруг его уби...