— Что ты хочешь от меня услышать? Кто знает, а вдруг я уже выросла и поняла все очарование пустыни? — Поймав на себе изумленный взгляд Тарика, Джейн быстро продолжила: — Нет-нет, дело совсем в другом. Нура такая изящная. Мне бы очень хотелось научиться дрессировать такого сокола, как она.

На какое-то мгновение ей показалось, что ее слова возмутили Тарика. Ничуть не бывало. Скорее, он посмеется над ней, и все.

— В таком случае придется тебе научиться терпению. Некоторые птицы, в отличие от Нуры, трудно воспитываются, — не без иронии заметил Тарик.

— У меня много терпения.

Он скептически посмотрел на нее.

— Так много, что через пару месяцев после замужества ты бросилась в объятия другого, предав меня?

Джейн примолкла. Костяшки пальцев, сцепленных в тугой замок, побелели. Тарик заметил, как потемнели ее глаза, и тут же снова повернулся к дороге.

Но в ее взгляде были не только гнев, смущение и вина. Нет, скорее, разочарование оттого, что он снова затронул запретный предмет.

На этот раз она не стала уклоняться от разговора.

— А тебе не кажется странным, что я настояла на условии о том, чтобы ты не имел права брать вторую жену, а потом бросилась в объятия другого?

Тарик помолчал в раздумье, потом пожал плечами.

— С каких это пор контракт гарантирует защиту от прелюбодеяний любого из супругов? Этот пункт всего лишь обозначал, что ты не хочешь рисковать своим положением. И не было гарантии того, что, если я возьму другую жену, ты будешь главной.

— Я просто хотела, чтобы наш брак был моногамным. Чтобы это была любовь навсегда.

— Если это так, ты бы не просила развода, — процедил он, не поворачиваясь к ней. — И — не появился бы Нил, который с нетерпением ждет тебя в Окленде.

— Ах, так вот в чем дело! Сначала бедный Роджер, теперь — Нил! Ты никогда не будешь доверять мне. А я больше не желаю быть женой человека, который мне не доверяет. Все просто. Только жаль невинно пострадавшего Роджера.

— Не называй этого имени при мне! — зарычал Тарик. — Ты не просто предала меня. Ты забеременела от него!

Джейн задохнулась от возмущения.

— Если бы мы жили пятьдесят лет назад, за этот проступок тебя бы забили камнями в моей стране. Знаешь ты об этом? — прогремел он на всю машину.

Ее лицо стало непроницаемым.

— Ты хоть представляешь себе, что наделала? — продолжал бушевать он.

— Да уж. Ты поступил милостиво: обвинил меня и выдворил из страны. Даже не выслушав как следует.

— Нечего мне тебя слушать. Уж слишком очевидны были доказательства! Ты отказалась проводить анализ ДНК.

— Это было бы настоящим оскорблением!

— Если ты была невиновна, то почему отказалась?

Джейн застонала от возмущения.

— Боже, а ты думал, мне нужен такой муж, который проводит анализы ДНК, чтобы узнать, чьего ребенка жена носит под сердцем?! — Ее губы сложились в горькую насмешку, лицо побелело как полотно. — Я всего лишь хотела, чтобы ты выслушал меня.

— Ты меня оскорбила, и я еще должен слушать твои соблазнительные жалостливые речи?

Бархатные карие глаза Джейн заледенели.

— Так говорил твой отец, а ты всего лишь повторял за ним.

— Ну вот, опять. Ты всегда обвиняешь моего отца. Это низко с твоей стороны.

— Разве я не могу защищаться?! — повысила она голос до крика. — И потом… все равно твой отец замешан во всем этом деле.

— Я не желаю слушать обвинения в адрес собственного отца и вмешивать его в наши отношения. Ты согрешила. Совершила прелюбодеяние. Я был обязан бросить тебя в тюрьму, но всего лишь запретил тебе появляться в моей стране. Я поступил милостиво.

Как же, как же, милостивее некуда, мрачно подумала Джейн.

— На твое счастье, у тебя случился выкидыш, — гневно прохрипел Тарик. Он отлично помнил содержание письма, в котором сообщалось о том, что она потеряла ребенка.

— На счастье? — горько воскликнула Джейн.

— Ребенок наверняка вырос бы светленьким, как и его отец, и это стало бы постыдным и неопровержимым свидетельством измены, — продолжал обвинять Тарик. Он и сам не понимал, какой бес вселился в него, но остановиться уже не мог.

— Не хочу об этом говорить, — ее голос дрожал, темные ресницы прикрывали глаза.