— Тебе придется вернуться, — тихо произнес он. — Тебе там вкусненького дадут. На твоем месте я держался бы поближе к большому человеку. Тот, что поменьше, не слишком добр.

Лемур ущипнул Артемиса за нос, совсем как Беккет, развернулся и побежал по проводу к Дворецки. Зверек постоянно принюхивался, и ноздри его раздулись, когда учуяли лакомство в пакетике.

Несколько секунд спустя он уже сидел у младшего Артемиса на руках и с довольным видом окунал длинные пальцы в желе. Лицо мальчика победоносно сияло.

— А теперь, — сказал он, — советую не двигаться, пока мы не уйдем. Думаю, пятнадцати минут будет достаточно. Затем можешь отправляться своей дорогой и считать себя везунчиком, потому что я не приказал Дворецки усыпить тебя. Запомни боль, которую сейчас испытываешь. Горечь полного поражения и безнадежности. И если еще когда-нибудь решишь встать на моем пути, вспомни об этой боли, и, возможно, это заставит тебя передумать.

Старший Артемис был вынужден беспомощно наблюдать за тем, как Дворецки запихивает лемура в сумку, как мальчишка с телохранителем начинают спускаться по лестнице. Через несколько минут темноту вспороли лучи фар «бентли», машина покинула Ратдаун-парк и выехала на шоссе. Они направились прямо в аэропорт, вне всяких сомнений.

Артемис крепко сжал рукоятки лебедки. Он не собирался признавать себя побежденным, отнюдь. Напротив, он собирался еще раз перейти себе десятилетнему дорогу, и чем скорее, тем лучше. Слова мальчишки только укрепили его решимость.

«„Запомни боль“! — подумал Артемис. — Как же я себя ненавижу».

Спустившись наконец с опоры, Артемис обнаружил, что Элфи исчезла. Он оставил ее у входа в туннель, но теперь лицезрел только истоптанную грязь.

«Следы, — подумал он. — Полагаю, теперь мне придется искать Элфи по следам. Надо было все-таки прочесть „Последнего из могикан“».

— Не обращай внимания, — раздался голос из канавы. — Ложный след. Я проложил его на тот случай, если огромный вершок пригласит нашу подругу из полиции на чашечку чая.

— Толково, — похвалил Артемис, вглядываясь в темноту. От кучи земли отделилась косматая тень и превратилась в Мульча Рытвинга. — Кстати, почему ты это сделал? Я думал, ты считаешь полицейских врагами.

Гном поднял короткий, заляпанный грязью палец.

— Мой враг — ты, человек. Ты — враг всей планеты.

— Тем не менее ты согласился помочь мне за золото.

— За колоссальное количество золота, — поправил Мульч. — И возможно, за жареную курицу. С соусом для барбекю. И за большую бутылку «пепси». И за еще одну курицу.

— Ты голоден?

— Я всегда голоден. Гном не может питаться одной землей.

Артемис не знал, смеяться ему или плакать. Мульч никогда не понимал серьезности ситуации — или ему просто нравилось создавать о себе такое впечатление.

— Где Элфи?

Мульч кивнул в сторону похожей на могилу кучу земли.

— Я закопал капитана. Слишком громко стонала. Арти то, Арти сё, а еще часто повторяла «мама».

«Закопал? Элфи же страдает клаустрофобией».

Артемис упал на колени и принялся разбрасывать землю голыми руками. Мульч понаблюдал за ним с минуту, потом демонстративно вздохнул.

— Позволь мне, вершок. Иначе провозишься до утра.

Он подошел, сунул руку в кучу и, покусывая губу, стал нащупывать какое-то известное только ему место.

— Нашел, — закряхтев, произнес гном и выдернул из земли короткую ветку.

Холмик, задрожав, развалился на маленькие кучки гальки и глины. Под ними лежала совершенно невредимая Элфи.

— Эта сложная конструкция называется «га-га», — сказал Мульч, помахивая веткой.

— И что это значит?

— А это значит «га-га-бе бу-га-га, нас не видно ни фига», — ответил гном, хлопнул себя по колену и расхохотался.

Артемис сердито посмотрел на него и осторожно потряс Элфи за плечи.

— Элфи, ты меня слышишь?

Элфи Малой открыла затуманенные глаза, закатила их, потом сосредоточилась.

— Артемис, я… о боги.

— Все в порядке. У меня нет лемура… вернее, есть, но у другого меня, только не волнуйся. Я знаю, куда тот я направляюсь.

Капитан Малой провела по щекам тонкими пальцами.

— Я хотела сказать: «О боги, я тебя поцеловала».

У Артемиса застучало в голове, ему показалось, что Элфи его гипнотизирует. Хотя ее тело омолодилось в туннеле времени, один глаз по-прежнему оставался голубым. Очередной парадокс. Завороженный, даже слегка оцепеневший, старший Фаул тем не менее отчетливо сознавал, что гипнотические чары здесь ни при чем. Магия волшебного народца не имела отношения к происходящему.