Она совсем не шевелила губами. Эти штуки, которым они обучаются в тюряге, в некоторых случаях приносят пользу, и сейчас был как раз такой случай.

— Хаммер, что ль?

— Угу.

— Тебе готовят прием у Длинного Джона.

Я сделал глоток.

— А ты при чем?

— Разуй глаза, парень. Эти гады ползучие когда-то испортили мне вывеску [7] . Я могла бы сделать карьеру.

— Кто их видел?

— Я только что оттуда.

— Что еще?

— Который пониже ростом — снегирь [8] , и он уже вмазался [9] .

— Копперы?

— Ни одного. Только они. Легавые пока не знают.

Я поставил стакан, повертел льдинку соломинкой, докурил сигарету. Когда я уходил, у рыжей на коленях лежала десятка.

Бар Длинного Джона — так все называли это заведение, хотя никакого имени на вывеске не значилось. У бармена была черная повязка на глазу и деревянная нога. Попугая не было.

Какой-то ханыга сидел на краю тротуара и блевал между ног в сточную канаву. Через открытую дверь доносились пронзительные голоса. Надрывался музыкальный автомат. В зале было с дюжину посетителей, и все они громко разговаривали, перебивая друг друга и пересыпая свою речь проклятиями и матом. В общем шуме выделялись визгливые женские голоса.

Они были профессионалы и знали свое дело. Красавчик Смоллхауз сидел в углу спиной к двери, так что никто из входящих в бар не смог бы его увидеть.

Чарли Макс сидел у задней стены лицом к двери, так что он мог узнать любого входящего. Они знали свое дело, и все-таки Чарли Макс допустил оплошность, когда наклонил голову к пламени спички, чтобы прикурить — именно в этот момент я прошел через дверь и встал позади его напарника.

Я сказал: «Привет, Красавчик!» Он чуть не раздавил стакан, который держал в руке. Короткие волосы на затылке встали дыбом, как это бывает у ощетинившейся собаки, только у этого барбоса кожа под шерстью была белая.

Красавчик наверняка слышал обо мне. Он знал о дорожном знаке в тупике, он знал о том, как я ломаю все их планы. Я чувствовал, как эти мысли проносятся в его голове, когда доставал револьвер у него из-под мышки, и за все это время Красавчик не шелохнулся. Револьвер был тупорылый, крупного калибра. Я вынул патроны из барабана, опустил их к себе в карман и возвратил револьвер на прежнее место. Красавчик ничего не понимал. Он так вспотел, что ворот рубашки промок насквозь.

Длинный Джон вышел из-за стойки и сказал: «Тебе чего, парень?» Когда он увидел меня за спиной Красавчика, единственный его глаз стал большим и круглым. Я положил ладони Красавчику на затылок и резко нажал большими пальцами на шею. Резко и сильно… Всего лишь один раз, но в нужном месте, и Красавчик Смоллхауз стал еще одним пьянчугой, заснувшим на стуле.

Зато Чарли Макс внезапно оживился и протрезвел. Он вскочил со стула и потащил пистолет из кармана на бедре, чтобы заработать свои наградные.

Казалось, эти пять секунд сумятицы и воплей никогда не кончатся. Чарли так и не успел вытащить свою хлопушку, потому что дама, сидевшая рядом с ним, слишком резво бросилась к выходу и толкнула стул, который подсек его сзади под колени. Другие тоже рванулись к двери, началась паника и давка, посыпались проклятия, затем шум затих, и я стал персонажем короткой немой сцены. Толпа была у меня за спиной, я неподвижно стоял на месте, а Чарли Макс тащил с бедра свою хлопушку.

Рука с пистолетом уже поднималась, когда я в прыжке ударил его ногой в лицо, которое в ту же секунду перестало быть лицом и превратилось в жуткую кровавую маску, но он все еще пытался что-то сделать. После второго удара ногой перебитая рука повисла плетью, пальцы разжались, и пистолет стукнулся об пол. Глаза заплыли, но еще сохраняли способность видеть. В них должна была быть боль, но ее вытеснил ужас, когда он понял, что его ожидает.

— Дохлое дело ты затеял, приятель, — сказал я. — Тебе разве не сворили, сколько я таких крутых завалил, когда они охотились за мной с пистолетом? — Я сказал это самым непринужденным тоном и потянулся за его хлопушкой.

— Не трогайте, Хаммер, — сказал голос у меня за спиной. Обернувшись, я увидел долговязого опера в синем костюме в полоску; я выпрямился и удивленно хмыкнул. У него было все такое же невозмутимое лицо. Двое других стояли в конце зала. Один из них пытался растормошить Смоллхауза, другой подошел ко мне, охлопал от подмышек до коленей, с удивлением взглянул на своего шефа, потом посмотрел на меня таким взглядом, каким смотрит мальчишка на футболиста после меткого удара.

Наконец-то ФБР напомнило о себе. Они ни черта не могли мне сделать, и они это знали, поэтому я повернулся, вышел на улицу и поехал в гостиницу «Астор».