Неизвестно
Шрифт:
Соловьев был не жадным до мяча. Мне всегда казалось, что голевой пас доставляет ему больше радости, чем забитый гол. Вспомнить хотя бы тот, что он отдал мне в матче со шведами на чемпионате мира в 1973-м, когда мы 1:0 выиграли. Мог бить сам, но сделал такую передачу, с которой любой бы забил. В Москве дело было, болельщики аплодировали, у нас в этом толк знают...
— Скромничаете. Тот матч проходил в оттепель, и забить было нелегко. Георгий Канарейкин мне рассказывал, что также имел стопроцентный момент, но не использовал — мяч застрял в крошеве льда.
— Может, он и прав, но я хотел подчеркнуть, как тонко Слава Соловьев в той ситуации сыграл.
— Многие вспоминают матч со свердловским СКА в сезоне 1975 года, когда динамовцы разгромили в Москве чемпионов страны 9:0! Соловьев тогда съел Николая Дуракова, что называется, с потрохами...
— Этот матч стал, конечно, для нас знаменательным, но нужно отметить, что свердловчане уже начали сдавать. Левого крайнего Александра Измоденова, помню, перевели в защиту. Дуракову незадолго до того сорок исполнилось. Соловьев с ним, кстати, всегда успешно справлялся. В персональной опеке он, если поручалось «разменяться», был большим специалистом. Коля же, спору нет, хоккеист был сильный, но очень уж его пресса вознесла — лучшим игроком XX века признали...
— У вас другое мнение?
— Я считаю, что правильно поступили «шайбисты», назвав Владислава Третьяка. Как можно определить, кто был лучше — Бобров, Харламов или Мальцев?
— Видеть Боброва в игре вам доводшюсь?
— Конечно, и не только видеть. Раз как-то мы с Папугиным в одной команде с ним в русский хоккей сыграли. Какой-то праздничный матч проводился на стадиончике «Динамо-Ш», что за больницей МПС на Волоколамском шоссе. Играли на рыхлом льду, нам тяжело было, что уж о Боброве говорить. Папугин мне шепнул, что надо бы помочь Всеволоду Михайловичу забить. Сказано — сделано.
Но сравнивать игру Боброва с хоккеистами следующих поколений, не возьмусь. Если между Харламовым и Мальцевым выбирать, проголосовал бы за своего бывшего одноклубника. В лучшие сезоны Саше Мальцеву, что по мысли, что по исполнению равных на площадке не было. При этом, заметьте, в «Динамо» партнеры по звену под его уровень не подходили. Вот что значит игровое мышление, Мальцев ведь и в футбол хорошо играл...
— Стало быть, в хоккее с мячом лучшим следова/Ю признать Анатолия Мельникова ?
— Совершенно верно. Не только за вратарское мастерство, но и за цельность натуры. По отношению тренировочному процессу, соблюдению спортивного режима Анатолий Георгиевич был настоящим профессионалом. Он закончил выступать в 40 лет, хотя мог еще несколько сезонов поиграть. Трофимов поторопил его с уходом, хотел, видимо, побыстрее надежного помощника в сборной получить.
Другого вратаря такого класса пока не видно, хотя многим мастерства было не занимать. Назову Юрия Школьного, Виктора Громакова, Юрия Шальнова, Александра Тенякова, Сергея Лазарева. Этот ряд можно продолжить, упомянув и более молодых, но до уровня Мельникова никто так и не дотянулся.
Всегда с удовольствием вспоминаю, как каждое утро Толя делал зарядку минут на сорок, а различные упражнения на гибкость выполнял, не слезая с постели. Кое-кто над ним посмеивался, но я всегда относился с уважением.
— Не было ли перебора в его истовости? Рассказывают, что перед игрой он обязательно шнурки гладил...
— Это, конечно, причуда, но так он понимал служение делу. Мелочей в этом для него не существовало. Мельников и над перчатками вратарскими колдовал постоянно. То клеем пробовал намазывать, то губки какие-то наклеивал, чтобы силу сцепления увеличить. Тоже случались комические ситуации. Вводит он как-то мяч в игру, а на перчатках клей. Толя размахивается, бросает, и смотрит, как будет атака развиваться, а игроки в недоумении — мяча-то нет. Оказалось, он к его перчатке прилип...
Если кто и имел право над ним подтрунивать, то такой мастер как Папугин. У них всегда соревнование было. Выходят на тренировку, и тут же раздается: «Не забьешь, носатый!» — «Лови, Сова!»
— Почему, кстати, Мельникова так прозвали ?
— Толя немного странно перемаргивал, что-то вроде нервного тика. Кому-то, вероятно, показалось, что похоже на сову, отсюда и прозвище. Наивно думать, что в игре ему это не мешало, иногда и контроль над мячом терялся. Тем не менее, еще раз повторю, сильнее вратаря в хоккее с мячом не было. Ни у нас, ни за рубежом. Да и называть Мельникова «совой» мало кому дозволялось, самолюбие Толи мы щадили.
Я уже говорил, что Мельников образцово соблюдал режим. Позволял себе, образно говоря, фужер шампанского раз в три года. Но курил он, как и Яшин, много. Из футбольных поездок я привозил Толе по паре блоков фирменных, как тогда называли, сигарет. При Трофимове он, однако, курить стеснялся, делал это украдкой. Василий Дмитриевич, когда видел Мельникова с сигаретой, без замечания мимо не проходил. Даже мне иногда приходилось вмешиваться. Сколько раз Трофимова просил: «Оставьте вы его, Василий Дмитриевич! Что он по углам прячется, некоторым, слава Богу, в отцы годится...»