Шрифт:
Она была новешенькая, только что от ювелиров, ей предстояло первое путешествие — в Москву. Я не мог удержаться, чтобы не прикоснуться к ней: неожиданно она оказалась теплой, хотя остро сверкала чистым серебром. Постучал ногтем, и она послушно, певуче отозвалась.
Это сегодня, много лет спустя, напрашивается изречь: самый славный трофей в истории советской сборной! Но тогда такая пышная фраза и в голову не приходила. История сборной выглядела коротенькой, и то, что вслед за золотыми медалями на Олимпиаде в Мельбурне в 1956 году завоеван Кубок Европы, представлялось просто-напросто добрым началом. Серебряной амфоре, при знакомстве с которой я позволил себе некоторую фамильярность, суждено было на многие годы стать героиней репертуара, удачами и неудачами проверявшей положение вещей в нашем футболе. Приближение или удаление от амфоры достоверно характеризовало нашу сборную: ее серебро оказалось безобманно чутким.
Та победа забавно коснулась меня, спецкора. Командировка выписывается на строгий срок. Получилось так, что согласно расписанию авиарейсов, чтобы соблюсти срок, я должен был сесть в самолет утром, не дождавшись финала СССР — Югославия. Закрыв глаза на грозившие неприятности, я остался. Денег на оплату номера уже не было, и я попросился переночевать на диване к Андрею Петровичу Старостину, начальнику команды. Он меня приютил. В общем, жил я на птичьих правах, «незаконно», но помалкивал, решил все взять на себя: не уезжать же в самом деле, не увидев финала? Ну а толкнуться со своей незадачей к руководству постеснялся, догадываясь, что перед таким матчем не до меня.
Когда все было позади, в полночь, меня вызвали в «штабной номер», где жил руководитель делегации
Дмитрий Васильевич Постников, заместитель председателя Спорткомитета. Шел я с ощущением, что мое самовольство раскрыто и предстоит разбирательство.
— Садись,— широким жестом показал на кресло Постников. Тут же были Гранаткин, Старостин, Качалин.
— Просьба к тебе. В Лужниках будет чествование сборной. Поедем туда прямо с аэродрома. Должен выступить капитан команды Нетто. Набросай коротенькую речь, потеплее. Но без зазнайства. Сделаешь? Да, мне тут сказали, что у тебя командировка кончилась. Продлим. Валентин Александрович, — обратился он к Гранаткину, — сделай, как полагается, и деньги выдай...
Победа милостива. Так я избежал неприятностей, и за страничку, написанную ночью, получил «гонорар» — суточные во франках, — какого сроду не получал.
Наша сборная без осложнений выходила в финальную стадию чемпионатов мира в Чили и Англии, дошла до финала второго розыгрыша Кубка Европы в 1964 году. Эти маршруты и эти места (в восьмерке лучших в мире и в четверке — в Европе) сделались «своими», считалось, что иначе и быть не может.
И домашние дела шли увлекательно. Чемпионами страны становились, кроме привычных московских «Динамо» и «Спартака», еще и «Торпедо», киевское «Динамо», тбилисское «Динамо», все чемпионы привносили что-то свежее, их отличавшее.
Какие незабываемые матчи разыгрывались! «Спартак» — «Динамо» (Киев) осенью 1958-го в Лужниках, переигровка после окончания сезона, решавшая, кому стать чемпионом (3:2). «Динамо» (Киев) — «Торпедо» в Киеве в 1960-м (1:2), завершившая блестящий сезон торпедовцев. Кубковый финал в том же году «Торпедо» — «Динамо» (Тбилиси) с дополнительным получасом (4:3). «Динамо» (Тбилиси) — «Торпедо» в Ташкенте в 1964-м, дополнительная встреча за звание чемпиона (4:1). Двухдневный финал «Спартак» — «Динамо» (Минск) в 1965-м (0:0 и 2:1)...
В 1965-м киевское «Динамо» дебютировало в розыгрыше Кубка кубков, открыв новую страницу, без которой теперь и футбол не футбол.
И какие мастера подвизались на полях в те годы! Всех достойных упоминания не перечесть, но хоть нескольких назову: Яшин, Шестернев, Воронин, Нетто, Стрельцов, Иванов, Метревели, Месхи, Хурцилава, Хусаинов, Понедельник, Войнов, Сабо, Шустиков, Гусаров, Турянчик, Биба...
Я бы сказал так: футбол наш в те годы был на замахе, от него ждали больших побед, претензии были самыми высокими, а критика — из лучших побуждений. Словом, мы в футбольном Большом театре сидели на хороших местах, в партере, не подозревая, что не за горами время, когда придется перебираться на галерку.
То время отличала напряженная дискуссионность. После того как была сломана перемычка и наш футбол влился в русло мирового футбола, информация хлынула, как в распахнутое после зимы окно, и хотелось надышаться ей.
Летом 1960-го футбол получил собственный печатный орган — еженедельный журнал «Футбол». На его страничках и развернулись дискуссии. О тактических новинках, разных школах игры, звездах, об энергетике, интенсификации и универсализме.
Кроме радости от новых познаний была в этом и практическая необходимость. Как-то так получалось, что наши команды и тренеры, долгие годы проживавшие в самодовольной изоляции, не поспевали за бурным течением, медлили, опасались, норовили проплыть там, где тише, привычнее. Дискуссии это обнаруживали. Кто-то из тренеров был против четвертого защитника, другой стоял на том, что два крайних форварда («крылья») совершенно обязательны, без них не взлетишь, третий опасался засилья игроков в середине поля.
Говорилось и писалось разное, противоположное. Сейчас нетрудно, полистав страницы газет тех лет, выявить консерваторов, упорно стоявших за старину, либо торопыг, подобострастно хватавшихся за каждую черточку у иноземцев, чтобы немедленно ее скопировать. Но это было бы нечестно. Те дискуссии велись открыто, как на духу, из одного единственного побуждения — желания добра нашему футболу. Это, наверное, дороже всего. Тогда было особенно заметно, как высоко ставят все причастные к футболу общие интересы, какая готовность за них сражаться.