Шрифт:
— Мы считаем своим приятным долгом завязать с «Футболом — Хоккеем», нашим журналом, тесные контакты, вы теперь частенько будете о нас писать. Я наводил справки, и меня предупредили, что между нами возможен разговор и ничего больше. Но я проведал, что вы любитель хорошего чая. Прошу принять коробку, сущий пустяк, знак внимания.
Я повертел в руках сувенирную коробку краснодарского чая, высмотрел цену.
— Хорошо, знак так знак, пусть будет по-вашему. И по-моему тоже. Я беру чай, за что вам признателен, и плачу его цену.
Представитель поерзал на стуле, покачал головой, и мы расстались.
Мне довелось перезнакомиться в редакции со многими людьми, верными и полезными футболу. Однако я вовсе не идеализирую футбольный мир. Он разный, как мы в шутку вывели из своей почты — От академика до уголовника.
Пишу спустя несколько лет после расставания с редакцией. Сейчас мне особенно ясно, что еженедельник дал и что взял. Не такое простое взвешивание. Кажется, что за те годы мог бы сам написать больше и обдуманнее. Но разве было бы столько знакомств и встреч, столько разговоров по душам, ведь многие приходили к редактору своего журнала как в исповедальню, выкладывали все, что их волновало? Нет, напрасно взвешивать.
Лучше вспомнить о том, как работалось. У «Футбола—Хоккея» есть исключительная особенность: его прочитывают от доски до доски все те, кто профессионально занимается футболом. Читают ли его все болельщики, ручаться не могу: сколько их и кто они, не знает даже ЦСУ. А за мастеров, тренеров, судей, общественников могу ручаться: для них он в самом деле обязательное чтение. Мы это чувствовали безошибочно. Бывало, напечатают очерк в «Огоньке» или в «Юности», тираж которых побольше, чем у нашего журнала, и обнаруживаешь, что те, к кому, когда писал, адресовался, не читали. А еженедельник они «прорабатывали» до дыр. (Это побудило меня ввести рубрику «Что еще почитать».) «Футбол — Хоккей» гарантировал наивернейшее попадание. Это было известно и нам в редакции, и другим журналистам, и людям футбольного поприща. Отсюда и заинтересованность попасть на наши страницы. Это несмотря на то, что гонорар скупой, не то что в других изданиях. Создавался естественный отбор: кому дорого было дело, шли к нам, кому — гонорар, тот нас обходил, что и к лучшему.
Для еженедельного издания нас, строго говоря, было мало. Редактор, он же заведующий отделами литературы, иллюстраций и писем. Г. Радчук — заместитель редактора, секретариат в одном лице и заведующий иностранным отделом. В. Винокуров — высшая лига, все сборные страны, рубрики «Наша летучка», «Об игре, о товарищах, о себе», «Тренер выбирает тему для разговора». В. Асаулов — первая и вторая лиги, юношеский и массовый футбол, информация. Ю. Цыбанев — весь хоккей. Машинистка Л. Полякова — секретарь и учетчик писем.
Может быть, ощущение малочисленности возникало из сравнения с другими редакциями. Мы же приспособились и, как мне думается, даже горды были, что управляемся. Если бы вдруг о нашей редакции было бы что-то написано, то эпиграфом следовало поставить историю, которую мы постоянно вспоминали. В бытность редактором Мержанова, когда он вел поиск сотрудников, взяли в штат журналиста довольно опытного. Однажды Мержанов попросил его отнести с этажа на этаж рукопись. «Я не курьер». Мержанов тут же отрезал: «Тогда ты нам не подходишь». Журналист этот вскоре уволился.
В крошечной редакции обязательное условие, чтобы все умели работать и от работы не бегали. Если один отлынивает и прячется за спины других, это неминуемо отразится на содержании и качестве издания. Минимум есть минимум, до абсурда его доводить нельзя.
И как не испытывать чувства признательности к людям, с кем рядом работал! И я, продолжая удивляться, как у нас получалось, хочу назвать всех, кто располагался в четырех комнатушках на третьем этаже.
Корректоры Елена Борисовна Игнатьева и Лидия Михайловна Юрьева как пришли в еженедельник в 1960 году к первому номеру, так и трудятся. Уравновешенные, невозмутимые, они гасили вечную горячку своей выдержкой и улыбками. Никакие не болельщицы, семейные женщины с бесчисленными заботами, они настолько освоили всю нашу заковыристую терминологию, названия, фамилии, что можно было совершенно спокойно оставлять номер на их попечение, — все высмотрят.
Выпускающий — Тамара Павловна Черникова, тоже с первого номера. В свои юные годы, когда женщин туда тянуло, хаживала на «Динамо». Воспоминания о футбольных переживаниях в ней бродили. Прекрасный мастер верстки, Тамара Павловна работала не технически, не «вообще», а зная, какие материалы особенно желанны читателям, без наших указаний выделяла их, подчеркивала, украшала. Это было не прилежание, а неравнодушие, у нее по-болельщицки чесались руки, чтобы на полосе сотворить занятное, чего не было. Женщина трудной судьбы, а веселая, громкая, решительная, она с головой уходила в работу у талера, бесстрашно воевала с нами, если замечала, что мы согласны на «простенькое», тогда как можно сделать наряднее. Не все выпускающие читают то, что верстают, а Тамара Павловна читала.
Машинистка — Лидия Ивановна Полякова, скромная, тихая, умница. Придет ко мне с рукописью: «Почитали бы прежде».— «А что?» — «А!» — и поморщится. Все ясно, значит, пробежала глазами, а для нас два раза перепечатывать оригинал — потеря времени. Я ей верю и берусь править. «Вот видите»,— только и скажет, когда я ей верну со многими исправлениями. Грамотная, быстрая, могла бы найти место и повыгоднее, а прижилась. Иные авторы ее побаивались: ее суд первый, слово чувствует, не задобришь. Скажет о журналисте: «Зачем вы его печатаете?» И не знаешь, что ответить. «Пора бы уж ему получиться, а он на вас с Винокуровым надеется, легко ему живется». Верный человек.