— Кто-нибудь посторонний знал об этой находке? — спрашивает он.

— Насколько мне известно, никто. Ларец мы нашли вчера.

— И сразу после этого кто-то запер его в университетском сейфе?

Я киваю так незаметно, что это даже трудно назвать ложью.

— Вы? — спрашивает он.

Мне это не нравится. Я заявлял в полицию о взломе квартиры. А их интересует только ларец.

— Нет, не я.

— А кто?

— Разве это имеет значение? Взлом был здесь. Не в сейфе. Ларец в надежном месте.

— Ларец в надежном месте, — повторяет он, подражая моему голосу и интонации. Получается очень похоже. Вероятно, он мог бы с успехом выступать на сцене, если бы юстиция не взяла его в оборот.

Обладатель писклявого голоса задумчиво постукивает шариковой ручкой по подбородку, и от этого ее стержень то появляется, то исчезает.

— Если я правильно вас понимаю, вы считаете, что взлом был связан с золотым ларцом?

— Есть люди, которые пойдут далеко, чтобы украсть его.

— Какие люди?

— Понятия не имею. Воротилы международного черного рынка… Коллекционеры произведений искусства… Коррумпированные ученые…

— Но ведь если ларец в надежном месте — в университетском сейфе, — значит, все в порядке. Правда? — Он с вызовом смотрит на меня.

— Но у меня украли винчестер, — напоминаю я.

— Вы занесли данные о ларце в свой компьютер?

— Нет! Но воры могли так подумать. Я не вижу никакого другого объяснения этой краже.

Он начинает щелкать ручкой еще быстрее:

— Что вы хотите этим сказать?

— Грабители, очевидно, решили, что в моем компьютере находятся данные о ларце. Что файлы зашифрованы и на их расшифровку уйдет время. Иначе я не понимаю, почему украли мой винчестер.

— Почему они украли только винчестер?

— Об этом надо спрашивать у воров.

— А вы как думаете?

— Может быть, надеялись, что я не обнаружу взлома?

— Что-нибудь другое в файлах могло заинтересовать преступников?

— Мои стихи?

— Или милые картинки с обнаженными маленькими детишками на пляже? — Голос его становится сахарно-сладким. Он из тех, кто думает самое плохое о нас, не похожих на других. Эх вы, чертовы морские волки! У меня возникает желание опрокинуть аквариум, в котором он, несомненно, проводит свои долгие одинокие ночи.

— Мне казалось, что я сообщил вам о взломе, и я не имел ни малейшего представления, что уже объявлен через Интернет в международный розыск за педофилию.

— В полицию поступило заявление о необходимости привлечь вас к ответственности, — сообщает он. Его рыбьи глаза уставились на меня, чтобы зафиксировать мою реакцию.

Меня как парализовало. Потом качаю головой, не веря своим ушам:

— Кто-то заявил на меня?

— Да.

— Обвинив в педофилии? Или распространении порнографии?

— Нет. В краже золотого ларца.

В дверь звонят. Очень настойчиво. Как будто кто-то пытается насквозь проткнуть пальцем звонок. Мы смотрим друг на друга. Я иду открывать.

На лестнице стоит профессор Ллилеворт. Рядом с ним мой постоянный спутник Кинг-Конг. Они молчат и с негодованием смотрят на меня.

— А, это ты, мудак! Ну, и где же он? — восклицает профессор Ллилеворт.

— Заходите, заходите! Будьте любезны, в помещении прохладнее. Заходите, пожалуйста!

Ошеломленные приторной любезностью, они входят в прихожую. Сначала Ллилеворт, потом Кинг-Конг, который явно ожидает, когда же Ллилеворт наконец отдаст приказ схватить меня, ломать мне пальцы и извлекать из них ногти по одному до тех пор, пока я не отдам ларец.

Они не сразу замечают полицейских.

— Это дядя-полицейский, — представляю я ласково и перевожу: — Uncle police!

Синхронный переводчик Бьорн.

Полицейские равнодушно смотрят на гостей. Пока я не рассказывал им, кто такой Ллилеворт.

— А, так это вы профессор Ллилеворт? — произносит владелец писклявого голоса на приличном английском языке и протягивает руку. — Рад вас приветствовать.

— My pleasure. [29] — Ллилеворт протягивает руку в ответ. Я стараюсь не выражать удивления, но не уверен, что у меня это получается.