Но болезни и старость подкосили его, хотя он, до конца не сознавая своего состояния, все еще играл роль генерального секретаря, Председателя Президиума Верховного Совета, Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами страны и прочая и прочая. Скорее его роль играло окружение.

Увлечение иметь боевые награды превратилось в манию. Мне рассказывали хорошо знавшие Брежнева люди, что он в последние месяцы своей жизни заплакал, когда узнал, что его собираются наградить не «Золотой Звездой» Героя Советского Союза, так как такую награду уже получил недавно, а орденом. И пришлось высоким мужам на ходу перестраиваться, зачитывать якобы заранее подготовленный указ о высоком награждении, хотя перед этим все было решено иначе.

Роковую роль для партии и страны сыграло его пристрастие к снотворным препаратам. Я не могу утверждать, что это были наркотики, хотя некоторые специалисты говорили, что они оказывают схожее действие. Но то, что через некоторое время после их приема он впадал в заторможенное состояние, это факт. Сначала это было желание врачей улучшить его самочувствие, но скоро пристрастие к допингам стало постоянным, болезненным. Леонид Ильич требовал от медиков все больших доз лекарств. Ему говорили, сколь разрушительное воздействие они оказывают на здоровье, пытались обмануть, давая по форме и цвету похожие таблетки, не содержащие губительных веществ. Однако он, как кошка за валерьянкой, гонялся за настоящими препаратами. Видимо, в конце концов раскусив обман, стал искать другие пути их добычи. Ю. В. Андропов поручил службе безопасности выгребать из его карманов все лишние лекарства и следить за тем, что принимает их подопечный. Но Брежнев стал получать их от работников министерств иностранных дел, внешней торговли, а позже от Щелокова, Цвигуна, Тихонова, которые были готовы услужить ему во всем. Сонное, полусознательное состояние генсека видели все окружающие.

Впрочем состояние здоровья Л. И. Брежнева по-настоящему беспокоило далеко не всех. Его соратникам нужен был символ. И они, сговорившись, поддерживали и даже всемерно раздували его авторитет. Мои товарищи из сельхозотдела ЦК рассказали мне об отношении Брежнева в последний период жизни к написанным ему докладам. На одну тему готовилось два, а то и три варианта. Когда все было готово, авторские группы приглашались к Брежневу, и он начинал с того, что спрашивал, чья речь короче. Ее и брали за основу, читали текст вслух. Сам он читать не любил, да и замечаний делал мало. Короткая речь, как правило, принималась, и генсек шел с ней на трибуну. Участников подготовки речей и докладов Л. И. Брежнев как-то отмечал, благодарил, нередко делал символические подарки. В. Г. Афанасьев показал мне однажды швейцарские часы из желтого металла с дарственной надписью Л. И. Брежнева на задней крышке. Таким подарком гордились, как памятью об участии в совместной работе.

Однажды участники подготовки доклада для М. С. Горбачева намекнули мне, что в память о нелегком многодневном труде неплохо бы принять «спичрайтеров» и поблагодарить за работу. Он отказался. Тогда я попросил подписать несколько экземпляров изданного доклада и подарить тем, кто вложил свои мысли, душу и сердце в большую работу. Он нехотя взял экземпляра четыре книги и небрежно написал: «Тов. /имя рек/ с уваж. М. Горбачев».

Трудно было придумать что-либо худшее и оскорбительное. Когда я, стесняясь, раздавал книжки, многие обиженно шутили: а уважение какое-то усеченное. Вроде уважает, но не полностью. Видать, доклад-то не понравился. За этими словами сквозила глубокая обида. Больше никогда и никто не просил подписать генсека какие-либо подготовленные ему книжки.

Л. И. Брежнев по характеру был другим человеком. Конечно, нельзя закрывать глаза на то, что многих он поддерживал и выдвигал на руководящие посты, не всегда за объективные деловые качества. Но не скупился на доброе слово, часто, как рассказывают, по-человечески интересовался домашними делами подчиненных. И эти знаки внимания ценили. Не случайно за него горой стояло большинство руководителей. Их устраивал его ровный и спокойный подход к делу, постоянная помощь, частые звонки. Люди чувствовали, что их помнят, им доверяют. Когда Медунова как-то довольно серьезно покритиковали на заседании Секретариата ЦК за превышение полномочий и ряд других прегрешений, то Брежнев вскоре позвонил в Краснодар и сказал ему:

— Ты не переживай и не очень обращай внимание на случившееся. Работай спокойно.

Об этом мне рассказывал сам Медунов, когда я был в крае. То, что Медунова наказали и предупредили на заседании Секретариата ЦК, осталось тайной для большинства местных коммунистов, а вот что ему позвонил Брежнев и поддержал — знали практически все. Такой метод Брежнев применял не раз и знал, что руководящие работники будут ему верны. В этом была прочность его позиций, разгадка долголетнего пребывания у власти, любви к нему чиновного люда. Но все хорошо в меру.

Вспоминаю 1974 год, когда отмечалось всей страной двадцатилетие начала освоения целинных и залежных земель в стране. В Алма-Ату съехались руководители всех республик, секретари обкомов и крайкомов. Готовилось грандиозное шоу. Вечером, накануне торжественного заседания ждали прилета Брежнева. Люди в аэропорту собрались часа за два до прилета. Ко времени посадки Ил-62 одетые по-весеннему партийные, советские, хозяйственные чиновники замерли, потирали уши — март в Алма-Ате был с морозцем. Выстроенные огромным каре начальники терпеливо ждали прилета. Было уже темно, когда самолет приземлился и подрулил к встречавшим. Подали трап. Брежнев вышел под аплодисменты и гул приветствий. Он медленно спустился по трапу, поддерживаемый адъютантом, и попал в объятия Д. А. Кунаева, горячо расцеловавшись со своим старым и верным другом. И поток теплых объятий и поцелуев, мощный, как сель на Медео, не минул многих.

Эта маленькая и, полагаю, невинная склонность наших вождей к целованию стала достопримечательностью эпохи Брежнева и была заразительной, как гонконгский грипп. Целоваться стали все — секретари ЦК и крайкомов, обкомов и райкомов партии, руководители колхозов и совхозов, заводов и строек, советские и хозяйственные работники, военные и педагоги, пенсионеры и молодежь. Даже старые друзья, которые раньше ограничивались пожатием руки, теперь приникали к губам товарищей и наслаждались радостью общения. Это было какое-то поветрие и, пожалуй, одна из запоминающихся акций среди славных дел эпохи Л. И. Брежнева. Мода так быстро распространялась, что охватила страны социалистического содружества, проникла на восток от Монголии и Китая до Вьетнама и Камбоджи. Я не совсем теперь уверен, что объятия и руководителей Запада не зародились на доброй российской почве, зашагав и в Америку, и в Африку. Целовались все — белые, желтые, чернокожие, христиане и мусульмане, буддисты и атеисты.