М. С. Горбачев ознакомил руководство партии с этим письмом и был весьма удовлетворен покаянием человека, который чуть было не сломал его карьеру.

В общем вопрос, который так долго волновал Михаила Сергеевича, решился благополучно. Он даже изменился в лице, в нем прибавилось властности, а главное — Горбачев стал энергичнее работать.

Но остались и омрачающие жизнь ограничения. По-прежнему повестка заседания Секретариата апробировалась в аппарате К. У. Черненко. Не все вопросы выносились на обсуждение, на многих документах уже стояли визы генсека, определяющие, в каком направлении нужно решать те или иные проблемы. Во всем этом он сильно грешил на помощников Константина Устиновича и никому из них не простил переживаний тех дней, изгнав впоследствии их из аппарата ЦК КПСС или задвинув на второстепенные роли. Объектом большой неприязни оставался помощник Ю. В. Андропова и К. У. Черненко А. И. Вольский, которого М. С. Горбачев, видимо не решаясь изгнать, держал в «черном теле». На заседаниях Политбюро ЦК, совещаниях в унизительном тоне критиковал его, месяцами не принимал по важным вопросам, посылал в горячие точки страны в надежде на провал его миссии. Думаю, все это видел А. И. Вольский и смог составить о Горбачеве мнение, основанное на личном опыте. Отказывая А. И. Вольскому в приеме, не давая возможности уйти в отпуск в период его работы в Карабахе, Горбачев делал это в грубой, порой оскорбительной форме. И мне не раз приходилось сглаживать его оценки деятельности Аркадия Ивановича и причины отказов в просьбах.

В ту пору возникли трудности и иного порядка. Приход Черненко вновь всколыхнул те силы, которые были верны Брежневу. Появились надежды на выживание у многих престарелых руководителей разных рангов, скомпрометированных непорядочными действиями. Кое-кто на пленумах, сидевший последнее время в задних рядах, вновь перебрался в передние кресла, оживились и другие руководители, утратившие влияние и власть при Ю. В. Андропове.

Некоторые журналисты связывали большие надежды «со своим человеком», который даст им ход и новые назначения, и в печати стали процветать люди, пользовавшиеся поддержкой К. У. Черненко. Активизировались и аппаратные чиновники. Кое-кто на партийных собраниях аппарата уже выступал за неизменность курса Л. И. Брежнева, за преемственность политической линии. Часть художественной интеллигенции примкнула к Черненко и прочно связывала с ним свое место под солнцем. В общем все шло так, как это было в «добрые старые времена».

Одной из первых акций нового генсека стало проведение совещания аппарата ЦК КПСС. Оно состоялось 6 марта 1984 года. Черненко провел его с руководителями, ответственными работниками отделов, собрав человек 150 в зале заседаний на пятом этаже. Речь Константина Устиновича была выступлением выдвиженца и покровителя аппарата. В благодарность за действия партийных чиновников он повышал их роль и значение, открывая новые горизонты в работе номенклатуры. Вряд ли была более мощная структура по руководству партией, чем аппарат в центре и на местах. Большую часть его составляли весьма квалифицированные и честные работники, пришедшие из низов, хорошо знающие жизнь. Но существовавшая система превращала этих людей в механизм исполнения решений руководства. Только спустя годы можно по-настоящему оценить все то, что позволяло руководить огромной армией коммунистов, большинство из которых вступали в ряды КПСС искренне. Это были, как правило, люди способные, честные, не знавшие всех перипетий, которые происходили «наверху».

В конце марта К. У. Черненко принял участие в экономическом совещании по проблемам агропромышленного комплекса, в апреле выступил на Пленуме ЦК, а затем сессии Верховного Совета СССР, которая избрала его Председателем Президиума. Позже состоялась встреча с рабочими московского металлургического завода «Серп и молот», писателями, народными контролерами. Практически этим и исчерпывается активная политическая деятельность. Остальные встречи были по случаю награждений, разнообразных визитов и приемов.

М. С. Горбачев, прилагавший немало сил, чтобы продемонстрировать свое влияние, чувствовал нараставшую отчужденность в отношениях с генсеком. Его мало привлекали к решению важных вопросов, не было и той доверительности, к которой он привык, работая с Ю. В. Андроповым. Это беспокоило М. С. Горбачева. Он предпринимал усилия, чтобы как-то наладить отношения с генсеком, но холодок в них оставался. Как я уже говорил, не было взаимопонимания у Михаила Сергеевича и с Советом Министров СССР. М. С. Горбачев часто говорил о своей изоляции, пытался убедить всех, с кем общался, в преданности Черненко.

Скоро я узнал, что Е. К. Лигачев по просьбе Михаила Сергеевича провел переговоры с генсеком, стараясь убедить его в личной верности Горбачева. В результате ли этой беседы или по другим причинам, но холодок Черненко несколько ослаб. М. С. Горбачев стал чаще встречаться с генсеком. Несмотря на многие ограничения, начал последовательно воплощать в жизнь «задумки» Черненко. Мне он тогда признался:

— Вчера встретился с К. У. Черненко и сказал ему, что, несмотря ни на какие сплетни, на попытки нас столкнуть, буду активно поддерживать его, помогать в работе, делать все, что необходимо.

И для меня пояснил:

— Нельзя в партии разводить склоки, давать пищу слухам. С генсеком буду сотрудничать как положено.

Это его заявление, считал Горбачев, выбьет козыри у тех, кто видел в нем человека, мечтающего занять самое высокое место на политическом Олимпе. Не знаю, сколь откровенно были сказаны эти слова, но полной поддержки, конечно же, не было и не могло быть, ибо столкнулись не два человека, а две линии и идти в фарватере Черненко было бы для Горбачева губительно, уравняло бы их в понимании проблем и их решении.

Об этом я сказал Горбачеву. Он, как всегда, промолчал. Умение пропустить слова мимо ушей и оставлять вопросы без ответа было и осталось характерной чертой этого человека. Часто даже его «нет» означало согласие на действие. Иногда я обнаруживал, что, несмотря на молчание, высказанные ему кем-либо соображения и идеи не упали на бесплодную почву, а спустя время прорастали в действиях Горбачева как плод его размышлений. Некоторые идеи ждали не одного года, чтобы быть осознанными и вернуться в виде его собственного мнения. Умение присваивать чужие идеи развито у Горбачева до вершин совершенства. Но это никого не обижало, так как все отлично понимали, что у людей его уровня так, наверное, и должно быть.