— Семьдесят две? — переспросил Юсеф, обрадовавшись такой перспективе.

С тех пор прошли годы. Нецелованные гурии по-прежнему ждали Юсефа в раю, а сам он, по-прежнему живой и здоровый, находился в лагере для интернированных ООП. И был здесь не внушающим страх Носом, а всего лишь Юсефом Гамалем, потерявшим надежду.

— Я никогда не смогу станцевать со своими гуриями, — пожаловался он как-то товарищу — борцу за свободу из «Хезболлах». — Потому что сгнию заживо в этом отвратительном месте.

— Я слышал, что в Афганистане открываются блестящие возможности, — откликнулся его приятель-палестинец.

— В Афганистане?

— Да. Безбожники русские наконец убрались оттуда. Сейчас там идет джихад.

Юсеф заметно повеселел.

— Священная война! Будем убивать проклятых евреев!

— В Афганистане нет евреев.

— Тогда что же там хорошего? — удивился Гамаль. — Черепами афганцев врата рая не открыть.

— Муллы и имамы говорят по-другому.

Юсеф энергично замотал головой:

— Нет, чтобы открыть врата рая, мне понадобится слишком много афганских черепов. Я не намерен всю жизнь приносить себя в жертву. Гурии вряд ли обрадуются, что я такой старый и дряхлый. Они ведь надеются на исполнение определенных мужских обязанностей с моей стороны.

— Если передумаешь, поговори с Муззамилем. Он без труда переправит тебя в Афганистан.

В конце концов Гамаля одолела скука, и он решил познакомиться с таинственным Муззамилем.

— Я интересуюсь Афганистаном, — объяснил Юсеф. — Как я понимаю, там есть неплохие перспективы стать мучеником.

Муззамили привлекал к себе внимание очень густой бородой и сверкающими глазами, которые немедленно сосредоточились на лице добровольца.

— Надо же, какой у тебя интересный нос!

— Спасибо, но как насчет Афганистана?

— Точь-в-точь как у еврея.

Услышав такое оскорбление, Юсеф Гамаль схватил обидчика за горло и попытался открутить ему голову.

Присутствующим едва удалось оттащить его от Муззамиля.

— Юсеф слишком горяч, прости его, о Муззамиль!

— Он палестинец, и этим все сказано, — отозвался тот, когда его темное, бородатое лицо восстановило прежний цвет. Голос Муззамиля звучал немного сдавленно, но в нем не чувствовалось ни гнева, ни страха.

— Иногда очень кстати, когда нос у тебя как у еврея, — бросил бородач просителю, который тут же разметал в стороны товарищей и вновь бросился на своего обидчика.

На сей раз Муззамиль оказался во всеоружии. Юсеф, который привык воевать с «Калашниковым» или РПГ в руках, никак не ожидал, что его выведет из строя обычный кулак. По правде говоря, Гамаль и не увидел того кулака, которым ему въехали в челюсть.

Когда Юсеф очухался, он увидел склонившегося над ним Муззамиля.

— Нос твой, к счастью, цел.

— Зато челюсть, кажется, разбита, — ошеломленно пробормотал Гамаль.

— Ничего, заживет. В будущем важен только твой сионистский нос.

— В Афганистане-то?

— Нет. Пусть туда едут дураки. А на тебя у меня другие виды.

В ту же ночь Юсеф покинул лагерь. Путешествуя на «лендровере», на лодке и на верблюде, он в конце концов прибыл в незнакомый город со множеством минаретов.

— Что за город такой, а?

— Тегеран.

— Я в Иране!

— Да.

— Ты перс?

— Да. Мое настоящее имя Абуф.

Юсеф Гамаль нахмурился. Конечно, персы поклоняются Аллаху, а их лидер, аятолла, — благочестивый мусульманин. Но все-таки они персы, а не арабы. А это совсем другое дело.

— В будущем тебе понадобится новое имя...

— Абу Гамалин, — быстро отозвался Юсеф.

— Неплохое имя для того, чтобы проводить теракты и подписывать коммюнике. А я говорю о кличке.

— Меня не будут звать так каждый день?

— Нет, кличка существует только для внутреннего пользования.

— Тогда мне все равно, — хмыкнул Гамаль.

— Ладно, — кивнул Абуф-перс и сообщил парню кличку: — Юсеф-еврей.

Единственное, что остановило Гамаля от того, чтобы тут же не перерезать горло презренному персу, было присутствие вооруженных «стражей исламской революции».

— Ты поедешь в Америку, — сообщил Абуф, когда Юсеф успокоился.

— Ни за что! В Америке не место для мусульманина.

— Примешь там американское гражданство...

— Никогда! Лучше уж сгореть в аду!

— Поступишь на работу и «заснешь», — невозмутимо продолжал перс.