— Шашкина Варвара здесь проживает?

Почтальоном она не могла быть потому, что с ней был ребенок. Не то мальчишка, не то девчонка, какой-то заморыш, укутанный, словно грудной. Ася встревожилась: «Гости! Придется ставить на стол еще две тарелки». Варя выбежала из кухни.

— Татьяна Филипповна? — И стала вытирать руки.

— Пришла непрошеная, — сказала та.

— Вам кто мой адрес сообщил?

— Адрес? — Дедусенко сняла шапку-ушанку, провела гребнем по светлым волосам, прищурилась. — В завкоме взяла. Ты же как-никак член «Союза иглы».

Асю покоробило от этого «как-никак». А Варя и вовсе стала пунцовой.

Запах баранины подтвердил подозрения Татьяны, но присутствие детей удержало ее от замечания. Даже на фабрике она не стала затевать с Варей неприятного разговора. Зная свою привычку действовать наотмашь, дождалась воскресенья и пришла выяснить свои сомнения с глазу на глаз. Кроме всего, хотелось убедиться, что у Вари действительно на руках ребенок.

Варя это поняла. Пока Дедусенко стаскивала с Шурика башлык, она, несмотря на сопротивление Аси, быстро обнажила ее больной локоть.

— Видите, — бормотала она. — От недостатка питания…

Татьяна, взглянув на незаживающую ранку, помогла смущенной девочке натянуть рукав платья и пальто, затем обратилась к Варе:

— Где бы нам с тобой поговорить?

Чтобы Шурик не слишком заглядывался на кастрюлю, из-под крышки которой аппетитно выбивался пар, Дедусенко резко повернула его стул от печки к книжному шкафу, сказала Асе:

— Займи его, пожалуйста, хоть книжку сунь.

Дети остались одни. Полная неясной тревоги, Ася спросила:

— У тебя мама очень строгая?

Шурик вздохнул:

— Теперь строгая, как пошла работать. Ругается, что я хулиганом стал…

Взрослые вошли в детскую, сели в молчании возле столика, на котором, освещенный заходящим солнцем, весь в грязных потеках, стоял глобус. Татьяна долго разглядывала западное полушарие, наконец, не глядя на Варю, вымолвила:

— Не ожидала я от тебя… Мне казалось, что ты хороший товарищ.

В цехе швей-мотористок Дедусенко и Шашкина сидели друг против друга, разделенные лишь лотком — вместилищем готовой продукции, тянущимся во всю длину стола. Когда рука кидала в лоток простроченную наволочку для госпиталя либо пару солдатских кальсон, глаза невольно взглядывали на соседку напротив.

Немец Герлах, владея фабрикой, хитроумно упрятывал все катушки в круглые железные коробки; на двенадцати стерженьках умещалось двенадцать катушек; пломбу в коробке вскрывали тогда, когда с последней катушки сбегала вся нитка. Многое изменилось на фабрике за год; не изменились лишь железные коробки, в которых катушки томятся, как узницы. Попробуй выпусти их, если по карточкам давно не дают ниток.

Варины проделки не остались тайной для Татьяны.

— Все отматывают… — пробормотала Варя.

Ни для кого не секрет, что то одна, то другая притащит из дому шпульку, перемотает себе немного ниток. Белых, если надо починить белье, черных, если порвалось пальто.

— Отматывают, — ответила Татьяна, — да не так, как ты, не хитри, Варя, со мной…

Варя чуть не напомнила, как совсем недавно та же Татьяна Филипповна смеялась ее, Варькиной, хитрости. Вышла задержка из-за закройного цеха, и Варя, развлекая соседок, изображала, как ловко она надувала мадам Пепельницкую, бегая по ее поручениям. Варя, конечно, прихвастнула, потому что надуть хозяйку было почти невозможно, но все очень смеялись, а Дедусенко даже сказала, что Шашкиной надо идти в артистки.

Сейчас Варя совсем не чувствует себя артисткой. Не поднимая глаз, она бормочет:

— Чего там хитрить… На Сухаревку снесла…

— И ты не поперхнешься таким супом?!

В тех случаях, когда тема разговора не только не позволяла вести его в шутливом тоне, но и требовала некоторого пафоса, Татьяна становилась почти косноязычной:

— Считаешь, можно без ниток?

— Чего без ниток?

— Армию обмундировать. Каждая утаит по катушке, а Колчак..

До Вари словно издалека доходили фразы о том, что фабрика теперь своя, не хозяйская, что фабричное добро общее; если тащить, то у своих, у тех же рабочих, у красноармейцев. Она куталась в платок, скрывая озноб. Позабыв про суп, который мог выкипеть, не беспокоясь даже о том, какие неприятности ей может доставить вмешательство Дедусенко, она мучилась мыслью: что бы сейчас подумал о ней один из красноармейцев?

Варя нарушила молчание неожиданным вопросом:

— Правда, что вы записались в партийные?

— Правда.

— А верно… верно, что теперь не время для чувств?

— То есть как это теперь не время? Теперь?

Выслушав негодующую, но опять-таки довольно косноязычную отповедь, Варя долго молчала. Затем встала, подошла к комоду, достала завернутую, хранимую в чистой тряпке горжетку, встряхнула ее, чтобы мех выглядел лучше.

— Берите!

— Мне? С ума сошла.

— Вам. То есть всем. Вы же сами записывали в кружок, чтобы спектакли ставить. — Пытаясь побороть смущение, Варя изысканным — так она полагала — жестом набросила на плечи горжетку. — Можно играть графинь.