Шрифт:
К девяти часам он готов был поверить в бродягу, голосовавшего на дороге.
Глава 4
Куинн ужинал в кафе "Эль Бокадо", через дорогу от мотеля. Развлекаться в Чикото было особенно негде, и кафе было битком набито фермерами в гигантских стетсоновских шляпах и рабочими с нефтяных приисков в комбинезонах. Женщин было мало: несколько жен, в девять начавших волноваться, что к двенадцати надо быть дома, четверо девушек, отмечавших день рождения, – шуму от них было куда больше, чем от двух проституток, сидевших у стойки бара; женщина лет тридцати с чопорным, без косметики, лицом, нерешительно остановившаяся у входной двери. Ее голову украшал синий тюрбан, на носу сидели очки в роговой оправе. У женщины был такой вид, будто она рассчитывала очутиться не в "Эль Бокадо", а в Ассоциации молодых христианок и теперь не знает, как из этого вертепа выбраться.
Она сказала что-то официантке. Та, бегло осмотрев зал, остановила взгляд на Куинне и подошла к его столу.
– Вы не возражаете, если к вам сядет вон та дама? Она уезжает автобусом в Лос-Анджелес и хочет сначала поесть – на автобусных остановках плохо кормят.
То же самое можно было сказать и об "Эль Бокадо", но Куинн вежливо произнес:
– Пожалуйста, я не возражаю.
– Большое спасибо, – сказала женщина, садясь напротив и опасливо озираясь по сторонам. Вы меня просто спасли!
– Ну что вы.
– Нет, правда! В этом городе, – продолжала она с брезгливой миной, – порядочной женщине страшно ходить одной по улице!
– Вам не нравится Чикото?
– Разве тут может нравиться? Ужасно неприятный город. Потому я и уезжаю.
"Если бы она подкрасила губы и надела шляпку, из-под которой волосы видны, – подумал Куинн, – то в неприятном городе стало бы одной приятной женщиной больше". Впрочем, она и так была хорошенькой – подобного рода бесцветная красота вызывала у Куинна мысли о церковном хоре и о любительских струнных квартетах.
За рыбой с картошкой и капустой она сообщила Куинну свое имя (Вильгельмина де Врие), род занятий (машинистка) и заветную мечту (стать личным секретарем какого-нибудь важного человека). Куинн тоже сообщил ей свое имя, род занятий (сыщик) и заветную мечту (уйти на покой).
– Сыщик? – повторила она. – Значит, вы полицейский?
– Почти.
– Фантастика! И вы сейчас что-нибудь расследуете?
– Лучше будет сказать, что я тут отдыхаю.
– Но никто не приезжает в Чикото отдыхать! Наоборот, все хотят отсюда уехать!
– Меня интересует история Калифорнии, – сказал Куинн, – например, откуда взялись названия некоторых городов.
– Ну, это просто, – разочарованно произнесла она. – В конце прошлого века сюда из Кентукки переселился какой-то человек. Он хотел выращивать здесь табак – лучший в мире табак для лучших в мире сигар. Чикото и значит – сигара. Только табак тут не уродился, и фермеры переключились на хлопок – это оказалось прибыльнее. Потом открыли нефть, и сельскому хозяйству в Чикото пришел конец. Видите, я вам все рассказала. – Она улыбнулась, показав ямочку на левой щеке. – Теперь ваша очередь. Откуда вы?
– Из Рино.
– Что вы здесь делаете?
– Изучаю историю Калифорнии, – правдиво ответил Куинн.
– Странное занятие для полицейского.
– Как говорят в Хобокене, chacun a' son gout [5] .
– Наблюдательные люди живут в Хобокене, – пробормотала она, – очень наблюдательные.
Хотя в ее лице ничего не изменилось, у Куинна возникло ощущение, что его дурачат и что если мисс Вильгельмина де Врие поет в церковном хоре или играет в струнном квартете, то она фальшивит – возможно, просто так, из хулиганства.
5
Каждому свое (фр.).
– Ну правда, скажите честно, зачем вы приехали в Чикото? – спросила она.
– Мне нравится местный климат.
– Ужасный.
– Местные жители.
– Пренеприятные.
– Местная кухня.
– Голодная собака не притронется к этой еде! Вы меня вконец заинтриговали. Ставлю доллар против пончика, что вы здесь по делу.
– Я рисковый человек, но пончика предложить не могу.
– Не смейтесь, а скажите лучше, что вы расследуете. – В сине-зеленых глазах за толстыми стеклами очков вспыхнул огонек. – За последнее время ничего интересного здесь не происходило, значит, это что-нибудь старое... Какая-нибудь история, связанная с деньгами, с большими деньгами, да?
На этот вопрос Куинн мог ответить без колебаний.
– Мои истории никогда не бывают связаны с большими деньгами, мисс де Врие. А вы имели в виду что-нибудь конкретное?
– Нет.
– Так вы, стало быть, едете в Лос-Анджелес искать работу?
– Да.
– Где ваш чемодан?
– Чемо... я сдала его в камеру хранения. На автобусной станции. Чтобы не таскать за собой. Он ужасно тяжелый – там все мои платья. И такой большой!
Если бы она просто сказала, что сдала чемодан на хранение, он бы ей, вероятно, поверил – почему бы и нет? Но столь обстоятельное объяснение было подозрительным. Казалось, она и его и себя хотела убедить в существовании чемодана.