Профессор сразу стал серьезным. Он смотрел на Лили, потирая пальцами подбородок, и как будто подыскивал нужные слова. Наконец он сказал:

— Нет, дело здесь не в вашей неспособности. Наоборот, мне кажется, что у вас есть зачатки умения закрывать свой разум. Во всяком случае, вы не так легко выдаете свои чувства, как другие. Я немного говорил вам о том, что такое окклюменция, есть несколько хороших книг на эту тему… Если хотите, я могу дать их вам. Но для практических занятий мне бы пришлось использовать против вас легилименцию, а это, знаете ли, довольно неприятная процедура. Я бы не хотел подвергать вас ей.

— Разве вы никогда не делали этого раньше? — удивленно спросила Лили.

Снейп так часто угадывал её мысли, что она, как и большинство учеников, нисколько не сомневалась в том, что директор постоянно пользуется легилименцией, чтобы быть в курсе всего происходящего в школе.

— Просто кажется, что вы всегда знаете, кто о чем думает… — пояснила Лили. — Ну, то есть, все так считают, вся школа…

— Я знаю об этом, мисс Поттер, — очень серьезно ответил Снейп. — Как и о том, что это не добавляет мне популярности среди учеников. На самом же деле, мысли и чувства подростков, как, впрочем, и большинства взрослых людей, настолько ясно отражаются у них на лице, что для их понимания нужна лишь наблюдательность и некоторый опыт. Если бы я действительно подверг вас легилименции, вы сразу же поняли бы разницу между осторожным считыванием того, что неприкрыто лежит на поверхности, и бесцеремонным вторжением в сознание, проникновением в тайники памяти, где человек подчас прячет что-то не только от окружающих, но и от самого себя. Вам бы это не понравилось, мисс Поттер, поверьте мне. Лишь величайшие волшебники уровня Дамблдора, обладающие, к тому же, как и он, неисчерпаемой любовью к людям, могли проникать в чужие мысли и чувства, не нанося при этом ощутимого вреда. Меня же легилименции, к сожалению, учил не Дамблдор, и я перенял очень жесткий стиль своего учителя.

По лицу профессора пробежала тень, и Лили догадалась, кто был его учителем.

— Именно поэтому я и не хочу учить вас окклюменции, — закончил Снейп. — Вреда от этих уроков было бы больше, чем пользы.

— Вы ведь очень высокого мнения о Дамблдоре, сэр? — спросила Лили. Вино немного ударило ей в голову, и она чувствовала себя свободнее, чем обычно.

— Альбус Дамблдор был величайшим волшебником нашего времени; его заслуги признавали даже его враги. Безусловно, я, как и ваш отец, отношусь к нему с большим почтением.

Снейп явно не понимал, чем был вызван этот вопрос, ответ на который был для него столь очевиден.

— Просто мне кажется, что он был не так добр, как это принято считать, — неожиданно сказала Лили. — На мой взгляд, он поступил с вами очень жестоко, отправив шпионить к Волдеморту.

Лили спокойно произносила это имя — в их семье так было принято, — но профессору, видимо, было до сих пор неприятно слышать его.

— Тогда шла война, — сказал он, помрачнев. — А война — вообще жестокая вещь. Вашему отцу тоже была уготована незавидная участь.

— Отец — совсем другое дело, — возразила Лили. — Его называли избранным, для всего волшебного мира он был знаменем надежды. Даже если бы он погиб, то его всё равно все помнили бы как героя. А вас считали предателем, и после смерти Дамблдора не осталось никого, кто знал о вас правду. Он втянул вас в эту страшную игру, а вы продолжаете любить и уважать его. Мне это кажется странным…

— Вы не понимаете, о чем говорите, мисс Поттер, — жестко сказал Снейп, и Лили испугалась, что её дерзость может рассердить профессора. — Я слишком многим обязан Дамблдору, и, в конце концов, он меня ни к чему не принуждал. Я сам согласился взять на себя эту роль, хотя временами она действительно казалась мне слишком тяжелой. Но у меня были причины поступить так. Вам они, я думаю, известны… Кроме того, я не предполагал, что выйду из этой войны живым, а посмертная слава меня беспокоит мало.

— Вы так просто об этом говорите, — удивилась Лили. — Но жить так, наверное, было совсем не просто.

— Я уже говорил вам, мисс Поттер, что любую боль можно перенести, если иметь для этого достаточно оснований. К душевным страданиям это относится в равной степени.

Снейп быстро допил свое вино и вынул из кармана мантии часы.

— Борода Мерлина! Уже давно был отбой, а вы все еще здесь! — профессор резко поднялся с кресла.

Лили тоже встала и опять почувствовала себя неловко.

— Пойдемте, — сказал он, — я вас провожу. А то Пивз поднимет шум, если встретится вам по дороге.

Они прошли через кабинет, и Снейп открыл дверь в коридор. На полу, недалеко от двери, сидя на корточках и уткнувшись головой в колени, дремал Саймон.

Профессор переменился в лице. Вид у него стал такой, будто на него вылили ведро ледяной воды. Он посмотрел на Лили и холодно произнес:

— Я вижу, вас есть кому проводить.

— Я не знала, что Саймон будет ждать меня… — растерянно сказала Лили.

Она злилась на глупого Саймона, но в то же время ей было приятно, что он пришел сюда после тренировки по квиддичу в надежде проводить её до гостиной и немного поболтать по дороге.

Снейп подошел к Саймону и слегка ткнул его ногой. На лице профессора было написано отвращение.

— Мистер Колетт! Вставайте!

Саймон поднял голову и оторопело посмотрел на директора, пытаясь стряхнуть с себя остатки сна. Потом он вскочил на ноги и принялся бормотать что-то в свое оправдание.

Снейп презрительно взглянул на него: