Фиолетов возвращался домой поздней ночью — мастер заставил работать сверхурочно — и вдруг при свете вечно горящих газовых факелов, заменявших на промыслах уличные фонари, увидел вдалеке силуэт женщины, которая что-то торопливо приклеивала к забору. Когда он подбежал к тому месту, женщины уже не было, а на заборе висела листовка, подписанная Кавказским союзом РСДРП.

Фиолетов знал об этих листовках, недавно их привез из Тифлиса грузин, назвавшийся Шота. Но кто же наклеил эту?

Он бросился было вслед за женщиной, но потерял ее из виду. Прошел еще квартал, вернулся назад, посмотрел по сторонам и остановился, не зная, куда идти дальше.

И тут он услышал голос Ольги:

— Это ты, Ванечка? А я думаю: кто это за мной следит? — Она вышла из своего укрытия — сторожевой будки возле заброшенного промысла.

— Ольга? Вот так встреча! — Он обрадовался вдвойне: и тому, что ее увидел, и тому, что именно она, а не кто-либо другой делала это опасное дело. — Я почему-то так и подумал, что это ты… И перепугался…

— Почему испугался, Ванечка?

— Опасное это дело.

«Опасное», «опасное»… — дружелюбно передразнила она. — Лучше возьми да помоги мне. Видишь, сколько еще осталось.

Вдвоем они справились быстро, и сумка, в которой Ольга хранила листовки, опустела.

— Тебе кто их дал? — спросил Фиолетов. — Авель?

— Нет, Петр… не знаю его фамилии.

— Монтин. Слесарем в Черном городе работает… — Он чуть помолчал. — Послушай, Ольга, почему ты на демонстрации не была?

— Как не была? Была и даже красный флаг несла.

— Почему же я тебя не видел? Я искал…

Она рассмеялась:

— …Иголку в стоге сена. Народу-то сколько было!

— Это верно… Одна была или с Иваном?

— Одна. Он не пошел. Да и мне не велел. Считает, что не женское это дело. А я пошла…

— Ты, оказывается, к тому же еще и непослушная жена.

— Ага… Не по Евангелию… Как это там говорится: «Жена да убоится своего мужа». — Она чуть помолчала. — Послушай, Ванечка, ты вроде приглашал меня по городу погулять, так ежели не раздумал, давай в воскресенье в крепость съездим.

Фиолетов обрадовался.

— С удовольствием, Оля.

— Меня Лелей дома мать звала. И ты так зови.

— Как хочешь. Могу и Лелей… Где мне тебя ждать?

— Ждать меня не надо. Я сама за тобой зайду часов в десять. Мне по дороге…

С самого утра в воскресенье Фиолетов не находил себе места. Надел новую вышитую косоворотку, до блеска начистил штиблеты и долго перед зеркальцем расчесывал волосы смоченным в воде гребешком.

— Что это ты прихорашиваешься, Вайя? Собрался куда? — спросила мать.

— На свидание готовится. Не видишь, что ли? — подал голос отчим.

— В город поеду, мама.

— А может, и вправду на свидание? — спросила мать. — Давно ль зазнобу нашел?

— Какую там зазнобу, мама. Просто знакомую. Она модисткой работает у нас в Сабунчах. Сегодня обещала зайти.

— Что ж, поглядим, кого ты мне в невестки выбрал.

Фиолетов хотел сказать, что Ольга замужем и о невесте говорить нечего, но не сказал. Мать была строгих правил и его знакомство с замужней женщиной, конечно, не одобрила бы.

…Ольга пришла почти точно, как обещала. Фиолетов уже давно ходил взад-вперед около дома, поджидал, нетерпеливо поглядывая в ту сторону, откуда она должна была показаться.

Из дверей хибары, которую занимали Знаменские, вышла мать и посмотрела из-под руки на Ольгу.

— Кто это? — спросила Ольга. — Мама?

Он кивнул.

— Видать, строгая женщина. Небось меня за невесту принимает?

— Угадала. — Он обернулся к матери. — Мам, мы пошли… Вернусь, наверно, поздно.

…В воскресный день на балаханской дороге извозчики часто возвращались в Баку порожняком, и Фиолетов остановил одного из них.

— Прошу вас, госпожа Банникова. — Он церемонно поклонился. — Садитесь. Экипаж подан!

— Ты меня, Ванечка, Банниковой не называй, — сказала Ольга, когда они уже отъехали.

— А как же прикажете вас величать? — Его все еще не покидало шутливое настроение. — Фиолетовой, что ли?

— Ну, до этого далеко, как до бога.

Дорога была знакомая, и Фиолетов не обращал внимания на многочисленные лавчонки и харчевни, на чеканщиков и слепцов персов, сидевших с протянутой рукой у края дороги.