Постепенно толпа стала редеть, люди сворачивали в кривые улочки и расходились по своим баракам и казармам.

Фиолетов шел медленно, придумывая себе занятия, чтобы отсрочить встречу с домочадцами. Подошел к чану с пресной водой, которую по трубам гнали из Куры и здесь продавали по копейке за ведро, и бесцельно несколько минут постоял. Поговорил о том о сем со знакомым тартальщиком. Забрел во двор какой-то казармы и стал смотреть, как несколько взрослых рабочих и горожан играют в орлянку.

Эта азартная игра распространилась по промыслам с быстротою чумы. Играли все: котельщики, мастера, конторщики и просто шулера, приезжавшие из Баку, как на работу. Ставки были разные — от нескольких копеек до десятков, до сотен рублей. Здесь просаживали получку, выигрывали и смертным боем били проигравших, которым нечем было расплатиться.

На земле рядком по кругу стояли невысокие стопки серебряных монет; Фиолетов насчитал их двенадцать — числу игроков, уже достаточно накаленных азартом, с красными, возбужденными лицами и выпученными от ожидания глазами. Вокруг толпились и с интересом следили за игрой несколько любопытных подростков, должно быть из ближней казармы.

Держал банк мастерового вида человек в синем картузе и косоворотке, подпоясанной узеньким ремешком.

— Где наша не пропадала!

Он отошел чуть в сторонку, поцеловал пятак и высоко подбросил его. Несколько секунд монета вертелась в воздухе и наконец шлепнулась о землю, подпрыгнула и перевернулась.

— Орел! — закричали все сразу.

— А я что говорил! — Сорвавший банк мастеровой стал трясущимися руками сгребать с земли монеты.

Фиолетов машинально нащупал в своем кармане медный пятак. «Если выпадет орел, можно сразу с одного кона заработать не меньше, чем в получку…» Он пересчитал всю мелочь, вышло что-то рубля на два с копейками… «Играют двенадцать душ. Два рубля с копейками помножить на двенадцать…» Соблазн все сильнее давал себя знать.

О том, что будет, если его затея не удастся, Фиолетов пока не думал.

— Ребята, примите в пай, — сказал Фиолетов.

— А денег много? — спросил губастый парень с пудовыми кулаками.

— Не боись, на всех хватит…

Наконец настала очередь Фиолетова.

Он сложил в охапку свои пятаки и алтыны и поставил их на кон. То же сделали и другие.

— Ну, была не была, — пробормотал Фиолетов, подбросил высоко пятак и зажмурился.

— Решка! — услышал он голос губастого парня, открыл глаза и с ужасом убедился, что его пятак действительно лежит орлом вниз. — Гони деньгу! — продолжал губастый.

Проигравший должен был выложить каждому игроку столько монет, сколько тот ставил на кон.

Фиолетову осталось только одно — бежать.

Он сделал вид, что роется в карманах, ищет, даже вывернул один из них, потом не спеша полез в карманчик для часов…

— Ребята, да он банкрот! Бей его! — вдруг закричал губастый и первый кинулся на Фиолетова.

Фиолетов отпрянул, но сильный удар по голове чуть не свалил его с ног. Треснула телогрейка, за которую схватил губастый.

…Показаться в таком виде домой он не мог и решил сперва зайти к Байрамовым, чтобы там привести себя в порядок.

— Вай-вай-вай! — отец Абдулы всплеснул худыми руками. — Что с тобой, Вайя?

— Подрался маленько, дядя Ибрагим. — Фиолетов виновато улыбнулся. — В орлянку играл… Проигрался.

— И платить было нечем, — догадался Байрамов. — Зачем играл?

— Думал — выиграю… Деньги шибко нужны.

— Почему к нам не зашел? За деньгами.

Тут вышел из дома Абдула, сразу все понял и тоже набросился на Фиолетова.

— В самом деле, почему у нас не попросил денег? Мы же друзья.

— Баш уста, Абдула, — ответил Фиолетов. — Так точно.

Он довольно свободно разговаривал по-азербайджанскп и хотел еще выучиться читать, но арабская вязь букв показалась ему такой трудной, что он отступил, хотя и не оставил своего желания.

Абдула тоже уже давно работал; сначала поступил учеником на одну из скважин на промысле Мусы Нагиева, закончил обучение и вот уже два года занимал должность тартальщика. С Фиолетовым он теперь встречался нечасто — не было времени, одиннадцатичасовая работа все тридцать дней в месяц, без праздников и воскресений, отнимала слишком много сил.

— Идем, умоешься, — сказал Абдула. — Сейчас воды согрею.

— Да мне главное как-нибудь телогрейку залатать. На работу идти не в чем.

— Мать сделает… Только сейчас, наверно, не успеет… Ладно, пока в моей походишь.

— Спасибо, Абдула… — Фиолетов по-восточному приложил руку к сердцу.

— Сколько денег нужно, Ваня? — спросил старый Байрамов.

Фиолетов замялся.

— Рублей пять… До получки… Пять — это не много?

— Это смотря для кого. Для Мусы Нагиева совсем немного. — Старый Байрамов рассмеялся коротким смешком. — И для Манташева, чтоб его миллионы стали ему поперек горла, немного, и для Питоева немного… А для нас с тобой много. — Он помолчал. — Есть у нас маленько денег. Не беспокойся.