Шрифт:
— Знаешь, что я думаю? Ты уделяешь слишком много внимания тому, что думают о тебе другие.
Конечно, она права, но у него нет другого выбора.
— Ты вспомнил о родителях. Как часто ты встречаешься с ними?
— Только при необходимости.
— Я слышала, ты поселил их в хорошем месте во Флориде.
Да, в хорошем и далеком месте, чтобы не видеть, как они медленно убивают себя алкоголем.
— Я думал, деньги решат все их проблемы. Два года оплачивал их лечение, но они оба раза не продержались без выпивки больше двух недель. И мне пришлось отступить. Никогда не удастся спасти того, кто не хочет, чтобы его спасли.
— Ты хоть пытался, в отличие от многих других.
— Я теперь только обеспечиваю уход за ними. Если они собираются упиться до смерти, то сделают это в хорошей квартире на берегу океана. Моя мать может позволить себе играть в лотереи, а у отца есть спутниковая антенна и плазменный телевизор.
— Они не заслужили такого сына, как ты, Мэтт.
Что-то особое было в том, как Эмили произнесла его имя, как ласково положила руку ему на плечо. Он ответил севшим голосом:
— Они не были хорошими родителями, но делали все, что могли. — Выражение сочувствия появилось у нее в глазах, и ему стало не по себе. Вот почему он не любил обсуждать с другими личные проблемы. Это сверхъестественным образом превращало его в тряпку. — Кстати, — совсем не к месту сказал Мэтт, отчаянно нуждаясь в перемене темы, — ты не рассказала о твоем друге. Значит, у тебя с ним нет ничего серьезного?
— С чего ты взял? А может, мы давно помолвлены?
— У тебя нет кольца.
Она поглядела на свою ладонь, лежащую на его плече, и у нее в глазах мелькнула тень.
— Я никогда не гонялась за драгоценностями.
Мэтт протянул руку и захватил пальцами мочку ее уха. «Не пытайся бороться со мной, — мысленно произнес он, — ты же сама знаешь, что не можешь мне сопротивляться».
— Проколов нет.
— Не совсем так, — ответила она. — Есть один.
Он изучил ее лицо, но дырочек не увидел.
— Сейчас соображу. Пупок?
Эмили покачала головой.
— Язык?
Она сделала гримаску:
— Мимо. Никогда не догадаешься.
— Так больше вроде бы и негде?
Ее взгляд блуждал по его груди, и, когда он понял, на что она намекает, дыхание у него перехватило.
— Сосок?
— Это был бунт. Подруга по колледжу проколола свои, а моя мама сказала, что если я такое сделаю, она откажется от меня.
— И ты сделала.
Упрямая усмешка заиграла на губах Эмили.
— На следующий же день.
— И мама не отказалась от тебя.
— Я ей не сказала. А потом мне стало нравиться. Никто не знает, что у меня там кольцо. От одного этого я уже чувствую себя… сексуально.
Мэтт рассматривал ее грудь, пытаясь увидеть отпечаток кольца на ткани.
— В одежде не застревает?
Ее глаза заблестели шаловливо, горячо и дразняще.
— Бывает, но если потянуть за него или покрутить, то это очень эротично.
Теперь Мэтт знал, что не успокоится, пока не подержит это кольцо в зубах.
— Я видел их на фотографиях, но никогда — на человеке.
Она подняла брови.
— Ты намекаешь, что хочешь посмотреть?
Конечно, Мэтт хотел, но еще не было настолько темно, чтобы дети, игравшие на площадке, не заметили, как она будет поднимать футболку.
И будь он проклят, если кто-то увидит грудь Эмили! Кроме него самого, конечно.
— Сейчас, похоже, не время для этого. Слишком светло.
— А пока светло, хочешь посмотреть татуировку?
Еще и татуировка?
— Я даже боюсь спрашивать, где.
Эмили легла на спину, расстегнула шорты, потом перекатилась на живот и приподняла футболку, обнажив поясницу.
— Тебе придется стянуть с меня шорты.
Мэтт сел около нее, и Эмили с удовлетворением отметила голодный блеск его глаз — такой же взгляд появился у него, когда она сказала ему о кольце. Девушка почувствовала себя желанной и всемогущей. Как тогда, на берегу.
— Стянуть шорты? — переспросил Мэтт.
— Ну не совсем же. Чуть ниже талии.
Она играла с огнем, но уже не могла остановиться!
Мэтт взялся за край ткани. Его пальцы ласкали ее кожу, пока, он тянул шорты вниз, и Эмили вся покрылась гусиной кожей.
— Что это?
Она оглянулась через плечо.
— Орхидея. Мой любимый цветок.
Мэтт стянул ее шорты ниже, чтобы видеть весь желтый цветок, и осторожно провел пальцем по лепесткам. Где-то глубоко внутри у Эмили снова возникло томление.
— Не видно границы загара, — произнес он хрипло.
— Так и должно быть. Если загар ровный, то цветок выглядит лучше.