Поэзия Латинской Америки
вернуться

Коллектив авторов
Шрифт:
* * *
Играет мандолина, звуки, плача, влетают в флорентийское окно… Ты хочешь, как Панфило [23] у Боккаччо, тянуть глотками красное вино, шутя, внимать соленым разговорам поэтов и художников? Смотри, как сладко слушать ветреным сеньорам о шалостях Амура до зари.
* * *
Тебе милей Германии просторы? Песнь соловья, луны белесый свет? Ты будешь Гретхен, чьи лазурны взоры, — навеки ими ранен твой поэт. И ночью, волнами волос белея в лучах сребристых, на крутой скале, красавица русалка Лорелея нам пропоет в сырой туманной мгле. И Лоэнгрин предстанет перед нами под хмурым сводом северных небес, и лебедь, по воде плеща крылами, напомнит формой шеи букву «S». Вот Генрих Гейне; слышишь, как в дремоте о берег трется синеглазый Рейн, и, с белокурой гривой, юный Гете пьет чудо лоз тевтонских — мозельвейн…

23

Панфило— один из рассказчиков в «Декамероне».

* * *
Тебя манят земли испанской дали, край золота и пурпурных цветов, любовь гвоздик, чьи лепестки вобрали пылающую кровь шальных быков? Тебе цветок цыган ночами снится? В нем андалусский сок любви живой, — его дыханье отдает корицей, а цвет — багрянец раны ножевой.
* * *
Ты от востока не отводишь взора? Стань розою Саади [24] , я молю! Меня пьянят шелка и блеск фарфора, я китаянок, как Готье, люблю. [25] Избранница, чья ножка на ладони поместится! Готов тебе отдать драконов, чай пахучий, благовонья и рисовых просторов благодать. Скажи «люблю» — у Ли Тай-бо [26] немало подобных слов, его язык певуч, и я сложу сонеты, мадригалы и, как философ, воспарю меж туч. Скажу, что ты соперница Селены, Что даже небо меркнет пред тобой, что краше и милей богатств вселенной твой хрупкий веер, снежно-золотой.

24

Саади— знаменитый ирано-таджикский поэт-лирик XIII в.

25

…я китаянок, как Готье, люблю.— Готье Теофиль — французский поэт (1811–1872), воспевший красоту китаянок в стихотворении «Китайское».

26

Ли Тайбо— китайский поэт VIII в., мастер любовной лирики.

* * *
Шепни «твоя», явясь японкой томной из сказочной восточной старины, принцессой, целомудренной и скромной, в глазах которой опочили сны, той, что, не зная новшеств Ямагаты [27] , под пологом из пышных хризантем, сидит недвижно в нише из агата, и рот ее загадочен и нем… Или приди ко мне индусской жрицей, справляющей таинственный обряд, ее глаза — две огненные птицы, пред ними даже небеса дрожат. В ее краю и тигры и пантеры, там раджам на разубранных словах все грезятся плясуньи-баядеры в алмазах и сверкающих камнях. Или явись смуглянкою, сестрою той, что воспел иерусалимский царь, [28] пускай под нежной девичьей ступнею цикута с розой расцветут, как встарь… Любовь, ты даришь радости любые! Ты скажешь слово — зеленеет дол, ты чарами заворожила змия, что древо жизни некогда оплел. Люби меня, о женщина! Какая страна твой дом — не все ли мне равно! Моя богиня, юная, благая, тебя любить мне одному дано. Царицей Савской [29] , девой-недотрогой в моем дворце, где розовый уют, усни. Рабы нам фимиам зажгут, и подле моего единорога, отведав мед, верблюды отдохнут.

27

ЯмагатаАристомо (1838–1927) — японский реакционный политический и военный деятель. Реформировал японскую армию.

28

…той, что воспел иерусалимский царь…— Речь идет о «Песни песней» царя Соломона.

29

Царица Савская —правительница древней Аравии, посетившая царя Соломона в Иерусалиме, привлеченная славой о его мудрости.

Сонатина

Перевод А. Старостина

Как печальна принцесса… Что бы значило это? Ее губы поблекли, сердце скорбью одето; улыбается грустно; вздох уныл и глубок… В золотом ее кресле с ней тоска неразлучна, и замолк клавесина аккорд полнозвучный, и цветок позабытый увядает у ног. Бродят павы по саду в их цветном оперенье, неумолчно болтает о чем-то дуэнья, рядом, в красных одеждах, сверкают шуты… Не смеется принцесса их нелепым стараньям, все гладит на восток, все следит за мельканьем стрекозы беспокойной — прихотливой мечты. Князь Голконды [30] , быть может, в ее сердце стучится? Или тот, что примчался в золотой колеснице, чтоб глаза ее видеть, свет мечтательный их? Иль король необъятных островов благодатных? Царь алмазного края? Края роз ароматных? Принц Ормуза [31] , владетель жемчугов дорогих? Ей тоскливо и грустно, этой бедной принцессе. Ей бы ласточкой быстрой пролететь в поднебесье, над горой и над тучей, через стужи и зной, по ажурному лучику к солнцу взмыть без усилий и поэму весеннюю прочитать царству лилий, в шуме бури подняться над морскою волной. За серебряной прялкой и с шутами ей скучно, на волшебного сокола смотрит так равнодушно! Как тоскливы все лебеди на лазури прудов… И цветам стало грустно, и зеленым травинкам, к восточным жасминам, и полночным кувшинкам, георгинам заката, розам южных садов! Ах, бедняжка принцесса с голубыми глазами, ты ведь скована золотом, кружевными цепями… Замок мраморный — клетка, он стеной окружен; на стене с алебардами пятьдесят чернокожих, в воротах десять стражей, с изваяньями схожих, пес, бессонный и быстрый, и огромный дракон. Превратиться бы в бабочку этой узнице бедной (как печальна принцесса! Как лицо ее бледно!) и навеки сдружиться с золотою мечтой — улететь к королевичу в край прекрасный и дальный (как принцесса бледна! Как принцесса печальна!), он зари лучезарней, словно май — красотой… «Не грусти, — утешает свою крестницу фея, — на коне быстролетном мчится, в воздухе рея, рыцарь; меч свой вздымая, он стремится вперед… Он и смерть одолеет, привычный к победам, хоть не знает тебя он и тебе он неведом, но, любя и пленяя, тебя он зажжет».

30

Голконда— древнее государство в Индии, в столице которого, по легендам, хранились несметные сокровища.

31

Ормуз —остров в Персидском заливе, богатый жемчугом.

Хвала сегидилье [32]

Перевод Г. Шмакова

Этой магией метра, пьянящей и грубой, то веселье, то скорбь пробуждая в сердцах, ты, как встарь, опаляешь цыганские губы и беспечно цветешь на державных устах. Сколько верных друзей у тебя, сегидилья, музыкальная роза испанских куртин, бродит в огненном ритме твоем мансанилья, пряно пахнут гвоздики и белый жасмин. И пока фимиам тебе курят поэты, мы на улицах слышим твое торжество. Сегидилья — ты пламень пейзажей Руэды [33] , многоцветье и роскошь палитры его. Ты разубрана ярко рукой ювелира, твой чекан непростой жемчугами повит. Ты для Музы гневливой не гордая лира, а блистающий лук, что стрелою разит. Ты звучишь, и зарей полыхают мониста, в танце праздничном юбки крахмалом шуршат, Эсмеральды за прялками в платьях искристых под сурдинку любовные нити сучат. Посмотри: входит в круг молодая плясунья, извивается, дразнит повадкой змеи. Одалискою нежной, прелестной колдуньей ее сделали в пляске напевы твои. О звучащая амфора, Музой веселья в тебе смешаны вина и сладостный мед, андалусской лозы золотое похмелье, соль, цветы и корица лазурных широт. Щеголиха, в каких ты гуляешь нарядах: одеваешься в звуки трескучих литавр, в шелк знамен на ликующих пестрых парадах, в песни флейты и крики победных фанфар. Ты смеешься — и пенится вихрь карнавала, ты танцуешь — и ноги пускаются в пляс, ты заплачешь — рождаются звуки хорала, и текут у людей слезы горя из глаз. Ты букетом созвучий нас дразнишь и манишь, о Диана с певучим и дерзким копьем, нас морочишь ты, властно ласкаешь и ранишь этим ритмом, как острых ножей лезвеем. Ты мила поселянкам, ты сельских угодий не презрела, кружа светоносной пчелой: и в сочельник летящие искры мелодий в поединок вступают с рождественской мглой. Ветер пыль золотую клубит на дорогах, блещет в небе слепящей лазури поток, и растет на испанского Пинда [34] отрогах сегидилья — лесной музыкальный цветок.

32

Сегидилья— испанский народный танец.

33

РуэдаСальвадор (1857–1933) — испанский художник, яркий колорист.

34

Пинд— горный хребет в западной Греции, одна из вершин которого принадлежала Аполлону и музам.

Симфония серых тонов

Перевод Инны Тяняновой

Солнце стеклянное тускло и сонно, словно больное, вползает в зенит; ветер морской отдыхает на тени мягкой и легкой, как черный батист. Волны вздымают свинцовое чрево, стонут у мола и шепчутся с ним. Старый моряк, примостившись на тросе, трубкой дымит, вспоминая с тоскою берег далекий туманной страны. Волку морскому лицо обжигали солнца бразильского алые лучи; под завыванья тайфунов Китая пил он из фляги спасительный джин. К запаху моря, селитры и йода нос его сизый давно уж привык, грудь великана — под блузой матросской, чуб непокорный ветрами завит. В облаке буром табачного дыма видит он берег туманной страны: вечером знойным под парусом белым в море тогда уходил его бриг… Полдень тропический. Волку морскому дремлется. Дали туман затопил. Кажется, что горизонт растушеван серою тушью до самых границ. Полдень тропический. Где-то цикада старческой хриплой гитарой бренчит, ну а кузнечик на маленькой скрипке все не настроит трескучей струны.

Рузвельту [35]

Перевод Ф. Кельина

С изреченьем библейским иль стихом Уолт Уитмена ведь нетрудно проникнуть к тебе, зверолов [36] ?! Современный и дикий, простейший и сложный, ты — чуть-чуть Вашингтон, но скорее — Немврод. США, вот в грядущем захватчик прямой простодушной Америки нашей, туземной по крови, но испанской в душе, чья надежда — Христос. Превосходный и сильный образец своей расы, ты культурен, с Толстым ты вступаешь в спор. Объезжая коней или тигров в лесах убивая, Александр ты и Навуходоносор. (Ты — профессор энергии, по мненью глупцов.) Ты прогресс выдаешь за болезнь вроде тифа, нашу жизнь за пожар выдаешь, уверяешь, что, пули свои рассылая, ты готовишь грядущее. Ложь! Соединенные Штаты обширны, могучи. Стоит им содрогнуться, глубокая дрожь позвонки необъятные Анд сотрясает; стоит крикнуть — и львиный послышится рев. И Гюго сказал Гранту [37] : «Созвездья все ваши!..» (Аргентинское солнце чуть светит сквозь ночь да чилийская всходит звезда…) Вы богаты, Геркулеса с Маммоной вы чтите равно, и твой факел в руках изваянья Свободы путь нетрудных побед освещает, Нью-Йорк! Но Америка наша, где было немало поэтов с отдаленных времен, когда жил Нетцауалькойотль [38] , та, что след сохранила ступни великого Вакха и всю азбуку Пана когда-то прошла целиком, совещалась со звездами, знала в веках Атлантиду, — это имя донес нам, как дальнее эхо, Платон, [39] — та Америка с давних столетий живет неизменно светом, пламенем, жаром любви, ароматом лесов — Америка Инки [40] , великого Моктесумы, Христофора Колумба душистый цветок, Америка Испанская, Америка Католичества, Америка, где благородный сказал Гватемок [41] : «Не на розах лежу я»; Америка, что и ныне ураганами дышит и любовью живет, грезит, любит, о солнца любимая дочь. Берегитесь Испанской Америки нашей — недаром на воле бродит множество львят, порожденных Испании львом. Надо было бы, Рузвельт, по милости господа бога звероловом быть лучшим тебе, да и лучшим стрелком, чтобы нас удержать в ваших лапах железных. Правда, вам все подвластно, но все ж не подвластен вам бог!

35

РузвельтТеодор — президент США (1901–1909), вдохновитель агрессивной политики «большой дубинки» в отношении Латинской Америки. В годы его президентства США захватили зону Панамского канала и оккупировали Никарагуа.

36

Зверолов— Т. Рузвельт, выдавая себя за «сильного человека», всячески рекламировал свои охотничьи «подвиги».

37

ГрантУлисс (1822–1895) — президент США, главнокомандующий войсками северян в Гражданской войне 1861–1865 гг.

38

Нетцауалькойотль— поэт, глава государства атцеков в XV в.; законодатель и покровитель искусств и наук.

39

…Атлантиду, // это имя донес нам… Платон…— Первые упоминания об Атлантиде содержались в «Диалогах» древнегреческого философа Платона.

40

Инка— верховный правитель государства Инков завоеванного в XVI в. испанскими конкистадорами. Моктесума— глава государства ацтеков с 1440 по 1469 г. Значительно расширил пределы государства, построил акведук Чапультапек.

41

Гватемок(Куаутемок) — вождь инков, которого испанские завоеватели пытали, положив на раскаленные угли. В ответ на жалобы одного из пытаемых индейцев он сказал: «И я лежу не на розах».

Триумфальный марш

Перевод О. Савича

Вот шествие близко! Вот шествие близко! Вот громкие трубы играют. На шпаге горит отраженье небесного диска; сияя железом и золотом, воины мерно шагают. Под арку, где Марс и Минерва белеют, вступил авангард легиона, под арку побед, где богини Молвы призывают поэтов и веют торжественной славой знамена, подъятые к небу руками героев-атлетов. Оружие всадников статных гремит и звенит невозбранно; со злостью грызут удила лошадиные зубы; копыта и громки и грубы; литавры чеканно размерили мерой воинственной шаг этот медный. Так воины с доблестью бранной проходят под аркой победной! Вот громкие трубы опять над землею запели; и чистым звучаньем и жарким дыханьем, как гром золотой, над собраньем державных знамен зазвенели их трели. Поют они бой и рожденье отваги, обиды рожденье; султаны на касках, и копья, и шпаги, и кровь, что в столетиях поле сраженья прославит; псов грозного мщенья, — их смерть вдохновляет, война ими правит. Певучим стал воздух. Ты слышишь полет исполинов? Вот слава сама показалась: с птенцами расставшись в заоблачных гнездах, огромные крылья по ветру раскинув, вот кондоры мчатся. Победа примчалась! А шествие длится. Героев ребенку, старик называет, а кудри ребенка — пшеница, ее горностай седины старика обрамляет. Красавицы держат венки, как заздравные чаши, и розовы лица под портиком каждым, и зыбкой встречает улыбкой храбрейшего воина та, что всех краше. О, слава тому, кто принес чужеземное знамя, и раненым слава, и родины истым сынам, что на поле сраженья убиты врагами! Тут место горнистам! Великие шпаги времен достославных приветствуют новых героев, венцы и победные лавры: штыки гренадеров, медведям по ярости равных, и копья уланов, летевших на бой, как кентавры. Идут победители бедствий, и воздух дрожит от приветствий… И эти старинные шпаги, и дыры на старых знаменах — былой воплощенье отваги; и солнце, над новой победой поднявшее алые стяги; героя, ведущего юных героев, в бою закаленных, и всех, кто вступил под знамена родимого края с оружьем в руке и в кольчуге из стали, на тело надетой, жару раскаленного лета и снег и морозы зимы презирая; кто, смерти печальной в лицо наглядевшись, бессмертья от родины ждет, — приветствуют голосом бронзы военные трубы, зовут в триумфальный поход!