Хьюго уже был далеко и болтал со своим запеленутым сынишкой. Я вспомнил, как мы пили чай и она всматривалась в забавную тень на занавеске. Элис думала, что это его тень.

— Любовь всей вашей жизни? — попытался хмыкнуть я.

— Не понимаю вашего вопроса, — ответила Элис, игриво улыбаясь.

Вокруг ее глаз появились лучики морщинок, которые так мне нравились. Годы расскажут вам о женщине, если она никогда не была счастлива, вы все поймете по глазам. В искристых озерах Элис светилась россыпь радостей, и не важно, что не я послужил их причиной, я любил сотворенную ими Элис. Она вновь раскрыла зонтик, и мы смотрели, как семья Хьюго исчезает за толпой торговцев апельсиновым соком и детей-попрошаек. Не понимаешь вопроса, Элис? А он все тот же. Годы спустя я все еще задаю его.

Через неделю после встречи в парке я получил интересное письмо. Открыв самодельный конверт, я почувствовал легкий запах одеколона, узнал почерк и мысленно вернулся в то ужасное утро, когда потерял свою возлюбленную.

Готов поклясться, отель «Дель Монте» ничуть не изменился за те сорок лет, которые прошли со встречи моих родителей: длинная аллея кипарисов, превращающих солнечный свет вокруг нашего экипажа в светло-темное кружево (вдова Леви не поехала бы на машине), огромный корабль самого отеля, обросший зелеными шторками и балкончиками, узкие развевающиеся флажки, терраса с плетеными креслами и оркестром в бело-голубой военной форме, звуки вальса, череда зонтиков и тентов над столиками, леди и павлины, люди и статуи. Ведущие светской хроники, наверное, до сих пор описывают приезжих, хозяйки публичных домов разгуливают как баронессы, продавщицы — как дебютантки, а я замечал только перенятое от гостей привычное спокойствие заведения, где точно знают — успех вечен.

— Мы уже приехали? — спросила Элис, когда я расплачивался с водителем. Шляпка сбилась набок, и Элис поправляла ее, поглядывая на здание.

— Знаете, — сказал я, помогая спутнице выйти из экипажа, — в этом отеле познакомились мои родители.

— Забавное место для влюбленности.

— В бассейне раньше мужчин и женщин разделяла сеть; именно там они и встретились. Странно, да?

Элис взглянула на меня, пока служанка Битси болтала с водителем.

— Да, странно — это слово просто создано для вас, Эсгар.

— О чем вы? — тихо спросил я.

Элис моргнула от яркого солнечного света, загадочно улыбнулась и посмотрела на отель.

— Господи, какое уродство.

— Элис! — шикнула ее мама, затем подошла и взяла меня за руку. — Напоминает о временах Шекспира, не правда ли, мистер ван Дэйлер? Летний особняк Капулетти, беда еще не произошла, все старинные семьи вывели в свет своих дочерей, костюмированный бал и все такое. — Моя престарелая любовница подмигнула. И впрямь костюмированный бал какой-то! — После тяжелого путешествия мне необходимо прилечь. Поразительно, и почему мы не поехали на такси! Элис, нам надо переодеться. А с вами, мистер ван Дэйлер, увидимся за ужином. Надеюсь, вы сможете порекомендовать мне какую-нибудь книгу из библиотеки, я здесь никого не знаю и могу заскучать. Битси, мое снотворное у тебя? — с этими словами миссис Леви отпустила мою руку.

— Угу.

Парочка отправилась в отель, а Элис все стояла на подъездной дорожке, теребя в руках перчатку и глядя на мать. Выражением лица моя возлюбленная напоминала человека, решающего математическое уравнение или замышляющего убийство.

— Ваша мама очаровательна, — сказал я.

— Я провела с ней почти всю свою жизнь. — Элис будто пронзила меня взглядом.

— Вам можно позавидовать.

— Не думаю. Я даже видеть ее больше не могу. — Элис вновь оглянулась на мать.

— Ну, а я ее люблю, — заметил я, подходя еще ближе и чувствуя жаркий стыд за столь беззаботные слова, которые двадцать лет назад заключали в себе совсем иной смысл.

Элис что-то тихо пробормотала.

— Простите?

Весенний день содрогнулся от пронзительного крика вдовы Леви.

— Элис! Хватит обхаживать этого красивого юношу! Мне нужна твоя помощь.

Элис повернулась ко мне, и ее глаза вспыхнули от солнечного света. Какое послание было зашифровано в этих сияющих карих звездах?

— Лучше заплатите водителю, красивый юноша, — сказала она и взбежала по лестнице, одной рукой приподняв юбку, а другой придерживая непослушную розовую шляпку, украшенную ленточками цвета вишневого леденца. Павлин лениво пересек тротуар и с шипящим звуком потряс пестрым и грязным хвостом. Элис оглянулась.

Еще немного, и она меня полюбит.

Она уже входила в отель, а я чувствовал, как во мне зажглось новое солнце: еще немного, и она меня полюбит. Я поднял глаза на зубчатые стены и красивые балкончики «Дель Монте» и, глядя на развевающиеся флажки, понял, что это произойдет здесь, в том самом здании, где другая женщина когда-то полюбила другого Эсгара. Возможно, завтра вечером, в главном зале под вальс Балленберга, на том же самом балконе, при том же перезвоне колоколов миссии, шуме прибоя, табачном аромате «Свит кэпоралс». Либо на террасе, в тишине, мы будем пить лимонад и наблюдать за пожилыми горничными, чирикающими за крокетом. Возможно, в том белом плетеном кресле я возьму ее руку, услышу легкий вздох и пойму, что Элис меня любит. А может быть, в ее комнате, она будет сидеть у окна, глядя на лужайки и сосны, уходящие в океан. Элис распахнет стеклянные створки, впустив в комнату соленый воздух, и расплачется. После стольких лет это случится здесь. Кто бы мог подумать? В одной из этих комнат я возьму ее лицо в руки и поцелую в обе щеки, потом начну шептать ласковые слова и расстегивать пуговицы жакета, блузки, всего лишнего, нелепого вдовьего одеяния. Ее взгляд с лестницы сказал мне все, что я хотел знать, и пьянящая надежда — та же, что и в семнадцать лет, хранившаяся в тщательно закупоренной бутыли, — вырвалась на свободу и растекалась по всему телу.