“Нет, — ответил шеф удивленно. — Почему мы должны были попасть в пробку? Мы просто заедем в Меривялья. Мне вспомнилось, что дома у меня настоящая шляпа паломника, и я хочу ее надеть, когда буду сходить по трапу самолета в Сантьяго. Знаешь, дорогая Мийли, такие вещи за границей производят гораздо большее впечатление, чем, скажем, три дивизии двухметровых элитных солдат”. Мийли тихонько охнула. Посмотрела на часы. Даже если бы они гнали на болиде “Формулы-1”, заезд в Меривялья означал десятиминутную потерю времени.

“Ах да, — произнес Рудольфо, как будто прочитал мысли Мийли. — Будьте так добры, позвоните в аэропорт и скажите Воробьянинову, чтобы они задержали вылет, пока я не сяду в самолет”.

“Простите, а кто этот Воробьянинов?” — осмелилась спросить Мийли.

“Откуда я знаю, — весело ответил шеф. — Может быть, он племянник чертовой бабушки, — и, посмаковав немного смущение Мийли, добавил: — Может, он Топский, а может, Боголюбский, возможно, Первозванный, кто бы он ни был, позвоните ему и скажите, чтобы задержали вылет. Пускай удержит этот проклятый „Туполев“ своими собственными руками хоть за колеса. И позвоните поскорее, у нас мало времени”.

И Мийли принялась звонить.

“Вообще-то, он может еще успеть”, — бормотала она, набирая номер.

Но телефон начальника аэропорта был безнадежно занят. Мийли все крутила диск, то и дело тревожно поглядывая на часы, но связаться не могла.

Тогда она начала набирать другие номера.

Повторилось то же самое. Никакого результата. Уже после первых двух цифр в трубке раздавались короткие гудки. Мийли знала из своего секретарского опыта, что в это время некоторые линии уже с первых номеров могут быть заняты минут по пятнадцать.

“Нужно отправить в аэропорт другого водителя, чтобы он передал сообщение”, — предложил маленький Пяхкель из политического отдела. Так и поступили.

Через тридцать минут зазвонил телефон.

“Это он, — ойкнула Мийли, прикрыв микрофон рукой. — Он все еще в Таллинне!”

Да, это был шеф. Он таки опоздал на самолет.

Теперь Рудольфо распорядился приготовить правительственный скоростной катер “Водяной”. Он поплывет на нем.

Кто-то должен был идти к Паксу просить катер.

“Я боюсь, — заплакала Мийли. — Хоть убейте, но я боюсь”.

Зарубежный эстонец Парри, который был новеньким и не знал царящих во Дворце взаимоотношений, пожал плечами и пошел с ледяным выражением лица в кабинет Пакса. Пакса не было. Его секретарь сообщила, что Пакс уехал с девочками на катере на архипелаг. Это было трагическое стечение обстоятельств, потому что в кацелярии знали — Пакс может остаться на архипелаге до темноты, потому что страшно любит устраивать девочкам фейерверки. В прежние времена он страсть как обожал голышом прыгать с нимфами через костер. В эти минуты он представлял себя большим и толстым вождем из племени Французской Полинезии.

Но больше он так резвиться не мог, разве что чуть-чуть, совсем немножко. На “Водяном” был мобильный телефон, и Мийли пыталась по нему дозвониться, но Пакс выключил телефон — возможно, намеренно.

“За день надо было уведомить”, — отметила секретарша Пакса назидательно. Она знала, чья она секретарша.

Мийли трепетала, потому что Рудольфо мог в любой момент объявиться в кабинете. И что могла бедная Мийли ответить? Но Рудольфо не объявился. Час проходил за часом, а его не было. Никто не решался уходить с работы. Около шести зазвонил телефон.

“Он в Финляндии, — произнесла Мийли, прикрыв трубку рукой. — Как он туда попал?”

Она просто представить не могла, на каком транспорте он туда попал.

“На чем вы добрались?” — спросила она, выслушав сначала лирику Рудольфо о синеве финских озер.

“В мире примерно шестьдесят тысяч разных конгрегаций, я имею в виду религиозных сект, — ответил Рудольфо. — Среди них есть большие и маленькие. Иные состоят всего из десятка членов. Очень многие находятся на Черном континенте, даже на прежней Ньясамаа. Они берут с собой жаворонков, которые прилетают на лето в Эстонию. Разумеется, они являются их тотемными птицами. Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду”.

“Ага”, — сделала понимающий вид Мийли.

Как Рудольфо попал в Финляндию, так и осталось тайной. Правда, у Фабиана промелькнуло в голове, что шеф мог использовать народный эпос “Калевипоэг” и что-то наколдовать, но это была чистая спекуляция — Wille und Vorstellung.

Фабиан женится

Когда Фабиан устроился на работу, он решил, что этот шаг должен быть переломным в его жизни. А чтобы перелом был полным, это должно было произойти и в личной жизни. Он уже сделал формальное предложение Миранде, которая в тот памятный вечер сидела напротив него в лиловом кресле.