— И мало кто выберется из этого турецкого ада! — сказал Назаров. — Легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем русскому получить визу на выезд. Впрочем, я уже разговаривал с Агапеевым. Он знает о вас, все обещал сделать…

Потом, несколько замявшись, со смущением произнес:

— Иван Алексеевич, вот вам… в долг. Когда обоснуетесь — отдадите! — он протянул объемистую пачку английских «паундов» — фунтов стерлингов.

Бунин отшатнулся как ошпаренный.

— Только не это! Наличных и впрямь у меня мало, но я не беден… У меня есть ценности.

Друзья расстались. Ивану Степановичу следовало спешить на прием больных. Дела у него действительно шли успешно.

Зимнее солнце в багряном ореоле медленно склонялось к горизонту. Золотые купола мечетей сияли под его лучами несказанной красотой.

* * *

Давно нагулявший крепкий аппетит, Бунин остановился перед роскошной зеркальной вывеской «Русский ресторан «Зеленая лампа».

Швейцар, двухметровый гигант с заметной военной выправкой, услужливо распахнул перед ним массивную резную дверь. Едва шагнув в полутемный зал, Бунин сразу понял, куда он попал. Все присутствующие делились на две категории. Одни — меньшинство — сидели за столиками с вином и фруктами. Их одиночество скрашивали дамы известного разбора. Дамы были все русские. Их гости — и русские, и турки.

Но зато другая группа посетителей была куда живописней и почти полностью состояла из турок. С азартом и южным темпераментом они резались… в лото!

— Вы кушать или…? — согнулся вышколенный метрдотель с большим кадыком и рачьими глазами.

Его лицо показалось Бунину знакомым.

— Вы из Москвы? — поинтересовался он.

Метрдотель широко улыбнулся:

— Так точно! Неужто вы меня вспомнили?

— В «Альпийской розе» на Софийке?

— Конечно! И я вас отлично помню. Вы к нам с Федором Ивановичем захаживали, и другие господа хорошие были с вами. Тех я не знаю по именам, а Федор Иванович раз пел на весь зал.

— «Очи черные»…

— Точно так! Эх, где теперь те времена… — собеседник Бунина тяжело вздохнул. — А у нас тут, извольте видеть, лотошное казино. Очинно туркам по душе русская забава пришлась. Ну и другие предоставляем услуги…

— Дамы из хороших семей?

— Всякие есть. Да им у нас лучше, чем клиентов в подворотнях ловить. Номера у нас на втором этаже, чисто все, белье каждый раз меняем. Нас хорошо знают, а вы, видать, в Константинополе новенький?

— Новенький! Рад был увидать вас. Я в другом месте пообедаю. Будьте счастливы!

Метрдотель нагнал его в дверях, тихо спросил:

— Большевиков скоро прогонят? Надоело здесь. Турчанки за мужьями повадились сюда ходить, скандалят. Истинно говорю, собачья жизнь!

Уже в Париже, 11 мая 1921 года Бунин прочитал в «Последних новостях» о гневном послании турчанок, с которым они обратились в Константинопольский муниципалитет. В нем говорилось, что русские эмигранты разрушили «патриархальный быт, созданный велениями Корана и державшийся тысячелетиями. 1950 русских— владельцев и служащих — организовали «Лотошные клубы». Турки же с раннего утра стремятся покинуть семью и бежать в ненавистные их женам и детям места растления, точно муравьи облепившие улицы Стамбула. Только к рассвету возвращаются они без денег и стыда».

Турчанки требовали немедленного закрытия «Лотошных клубов». Что и было вскоре сделано.

…Вкусив стамбульской экзотики, Бунин поспешил к начальнику контрольно-паспортного пункта генерал-лейтенанту Николаю Еремеевичу Агапееву.

4

Контрольно-паспортный пункт в Стамбуле напоминал вражескую крепость, которая вот-вот рухнет под могучим напором наступающих. Толпы требующих визу на выезд в различные европейские державы заполнили двор русского посольства, проникли в приемную и пытались взять штурмом кабинет начальника пункта генерал-лейтенанта Н.Е. Агапеева.

Однако Николай Еремеевич, отчаянный храбрец, ходивший в свое время врукопашную на врага, двери почему-то не растворял и на глаза разбушевавшейся толпе не появлялся.

Помощник Агапеева, красивый хрупкий поручик, заслонил спиною двери.

— Назад, господа! — горячился поручик. — Начальник занят. Когда освободится — выйдет к вам. Назад! — И он, подталкиваемый наседавшей толпой, то и дело хватался за кобуру, не решаясь вытащить оружие. Он помнил завет своего обожаемого начальника: «Замахнулся шашкой — руби! Вытащил револьвер — стреляй!»