Шрифт:
— Дети! Это лучший день в моей жизни. Я кое-что сделал для немцев!
На этом бескровные завоевания закончились.
7
31 августа 1939 года маслянистая громада броненосного крейсера «Шлезвиг Гольштейн» тихо вползла в Данцигскую бухту и бросила якоря против польской крепости Вестерплатте.
В 4 часа 45 минут, когда вязкий сумрак тумана скрадывал расстояние до берега, полыхнули могучие пушки крейсера. Мощные 280-миллиметровые орудия посылали огненные смерчи на Вестерплатте— первые залпы второй мировой войны.
Согласно приказу № 1 Адольфа Гитлера — первому из бесчисленных военных приказов фюрера — 44 немецкие дивизии, включая все механизированные и моторизованные силы Германии, выкатились на территорию Польши.
— Видит Бог, — клялся в тот день Гитлер, выступая в рейхстаге, — что из этой святой войны я выйду победителем. — Помолчав, нервно выкрикнул: — Или в противном случае — я вовсе уйду из жизни!
Эту волнующую речь слушала вся Германия. И каждый мужчина, каждый мальчик выкинул вверх руку:
— Хайль, Гитлер!
А сентиментальные немки уронили несколько слезинок:
Великий фюрер ведет великую Германию, какое счастье!
…Третьего сентября во исполнение союзнического договора
Англия и Франция объявили войну Германии.
8
Историки порой забывают, что не Германия напала на Францию, а Франция на Германию. Но сделано это было как-то нерешительно, стратегически безграмотно, не используя всех ресурсов и возможностей.
Фашистский генерал Зигфрид Вестфаль, отлично владевший военной обстановкой начального этапа войны, утверждал:
«Если бы французская армия предприняла крупное наступление на широком фронте против слабых немецких войск, прикрывавших границу (их трудно назвать более мягко, чем силы охранения), то почти не подлежит сомнению, что она прорвала бы немецкую оборону, особенно в первые десять дней сентября. Такое наступление, начатое до переброски значительных сил немецких войск из Польши на Запад, почти наверняка дало бы французам возможность легко дойти до Рейна и, может быть, даже форсировать его. Это могло существенно изменить дальнейший ход войны.
Однако, к изумлению многих немецких генералов, французы, которые не могли не знать о нашей временной слабости, ничего не предприняли… Гитлер, утверждавший, что французы не сумеют использовать эту превосходную возможность, снова оказался прав».
На совещании генералитета Гитлер хлопнул крепкой ладонью по полировке стола:
— Германия не должна прощать агрессора, мы перед лицом нашего народа обязаны проучить его. Близок день, когда мерзкий французский лягушатник поцелует сапог отважного арийца!
Генералы согласно кивали седыми головами:
— Так точно, фюрер! Пусть ваш гений ведет наших солдат.
— С нами Бог! — Гитлер выкинул вверх руку. — Мы выполняем историческую миссию и победа будет за нами. Хайль!
9
В самой Франции жизнь текла как прежде: веселая, спокойная, полная самодовольного благополучия.
Бунина уже несколько недель томило неотступное желание: его властно тянуло в Париж. Словно предчувствуя конец едва наладившейся и уже несколько ставшей привычной жизни, хотелось побродить по живописным набережным, порыться в лотках букинистов, погулять по древним парижским улочкам, побывать в Булонском лесу, посидеть с друзьями в кафе и выпить хорошего вина.
Третьего мая он побывал в Каннах. В конторе Кука белобрысый парень-агент с длинной, кадыкастой шеей и бесцветными выпуклыми глазами оформил ему железнодорожный билет на восьмое число.
Бунин зашел в банк и вынул из своего сейфа 10 тысяч франков, чем нанес весьма ощутимый урон своим сбережениям.
И вот в намеченный день Иван Алексеевич пришел на вокзал.
Вечерний поезд отправлялся в 6 часов 24 минуты.
Последние дни беспрестанно шумели грозы. И даже с утра хмурые, лохматые тучи то и дело опрокидывались обливными дождями, со страшным сухим треском разламывали небосвод молнии.
Теперь же умытое грозами небо сияло бесподобной чистотой. Разлопушившиеся листы на деревьях и кустах издавали острый запах. Щелкали и заливались соловьи. Спустившееся к горизонту солнце брызгало разбившимися лучами сквозь изумрудную зелень.
И опять пришла привычная мысль, когда душа замирала от восторга перед созданием Творца — природой:
— Господи, продли дни мои, чтобы можно было еще и еще насладиться этой невозможной красотой!
…Доехав до Марселя, Бунин там заночевал. Утром поезд нес его дальше — к Парижу. В «столицу мира» прибыл вечером 9 мая. Здесь ожидали его неприятные сюрпризы.