Шрифт:
— Это просто замечательно! – юноша улыбнулся. – Давно мечтаю быть запечатленным на большой картине маслом! Так, по–твоему, Гасси – хороший художник?
— Да, очень.
— Познакомь меня с ним! Фамильная галерея Малфоев нуждается в новых полотнах. Я закажу твоему коллеге несколько своих портретов: «Высокородный Драко Малфой накладывает на врага заклинание Обливиэйт», «Высокородный Драко Малфой накладывает на врага заклинание Конфундус», «Высокородный Драко Малфой накладывает на врага заклинание Кру…»
— Нет, Круциатус упоминать не нужно, — вступил в разговор Джош. – Это могут неправильно понять: все-таки Непростительное заклятье…
— Жаль! Но ничего, я еще много всяких боевых заклинаний знаю…
— Нечуткий ты человек, Малфой! – хмыкнул Эрик. – Мешаешь развитию искусства!
— В рассылаемых Министерством бесплатных брошюрах написано, что все выродки в силу своих ограниченных умственных способностей не способны оценить по достоинству великие произведения искусства. Так что не требуйте от меня слишком многого! А у нас, Малфоев, это вообще фамильное! Еще в 1969 году мой прадедушка Лео подал в Визенгамот иск против певицы Селестины Уорбек и авторов всех ее песен, обвиняя их в нарушении общественной нравственности.
— Быть того не может! – Штроссербергер потрясенно уставился на собеседника. – И чем же золотой голос Британии не угодил твоему предку?
— Лео считал, что текст песни Селестины «Котел, полный горячей, но чистой любви» представляет собой самые непристойные стихи, когда-либо написанные в Англии, — с удовольствием объяснил Драко. Материалы об этом судебном процессе он случайно нашел во время поисков книг о системе гоблинского бухучета и прочитал с огромным наслаждением.
— Да, силен был старик! – восхитился Эрик. – И почему же он проиграл иск?
— На одном из судебных заседаний защитник Селестины потребовал от Лео точно объяснить, что именно в «Котле» ему кажется непристойным. Прадедушка засмущался и попросил сначала удалить из зала всех женщин. Его просьбу выполнили, но подсудимая Селестина уходить не захотела. Прадед застеснялся еще сильнее и так и не смог произнести ни слова, поэтому дело закрыли за недоказанностью обвинения.
— Подумать только, — вздохнул Джош, — если бы твой прадед оказался посмелее и выиграл иск, то Жамба никогда бы больше не смогла слушать свою любимую певицу…
— Кстати, о Жамбе, — вмешался Эрик. – Ее ведь вернули обратно в Отдел защиты общественной нравственности, так что она опять к нам на этаж заявилась воздух озонировать. Только что у нас побывала и сообщила, что за время ее нахождения на посту главы финотдела наша репутация ухудшилась аж на целых тридцать пять с половиной процентов!
— Что ж вы так плохо мышей ловите? – не удержался Драко. – Большой отдел – и всего тридцать пять с половиной процентов снижения репутации! Ленитесь, господа!
— Ну что ты, Малфой, — расплылся в улыбке Штроссербергер, — на самом деле наша репутация гораздо сильнее ухудшилась! Просто Жамба не все знает, а просвещать ее мы не стали. Кстати, по–моему, от нас она к вам отправилась – проверить, не усохла ли ваша репутация в ее отсутствие!
— Спасибо за предупреждение! – улыбнулся юноша. — Ну ладно, мне пора! Это вы птички вольные, можете хоть целый день тут стены подпирать, а я на принудиловке и в случае особо серьезного неповиновения могу загреметь в Азкабан.
— Да, ты бы поосторожнее с Арти, — серьезно кивнул Эрик. – Он мужчина серьезный и отправить в Азкабан способен без проблем…
Драко, кивнув, зашагал к своему кабинету. Кружка с кофе на серебряном подносе летела следом.
— Да, — хмыкнул Штроссербергер, почти не понижая голоса, — Арти долго не выдержит, если этот выродок будет и дальше так выпендриваться. Угнетенный домашний эльф, блин!
Открывая дверь в свой кабинет, юноша услышал визгливый голос Жамбы:
— Как же вы, Артур, человек серьезный и опытный, повели своего стажера в глубь местности, где обитали дикие драконы?! Не ожидала я от вас такой неосмотрительности!
Драко мягко отстранил Амбридж, стоявшую у стола начальничка, осторожно приземлил на поверхность стола кружку на подносе и вежливо сказал:
— Ваш кофе, сэр.
Затем юноша уселся за свободный стол, положил на него ноги так, чтобы они оказались как можно ближе к мантии Жамбы, протянул перед собой руки, улыбнулся и вежливо сказал:
— Видите ли, мэм, проблема заключалась в том, что мистер Уизли и я не знали, где находились. Компас не работал, да и в любом случае он, наверное, не мог ничем помочь в подобной ситуации. А никто из обитателей тех мест почему-то не поставил нас в известность о том, куда мы попали…