Насчет электронной почты вы, пожалуй, правы. (Хоть они и никак не проявляют себя, у меня начинает развиваться паранойя: мне всюду мерещится слежка. Даже несмотря на то, что неприкосновенность моей личной… ну, вы меня поняли — так вот, ее неприкосновенность в течение срока, отпущенного на реализацию вознаграждения (один календарный месяц) была оговорена в подписанном мной документе, и у меня нет никаких реальных оснований подозревать, что этот пункт нарушается.)

Не сподобитесь ли вы подыскать надежного курьера?

«Приветствую! Я понял, о чем Вы, Артур. Я принимаю правила игры. В конце концов, это Ваша… Прошу прощения. Чуть было не… Повторюсь: это Вам грозит опасность. Поверьте мне, она действительно грозит. Время вскрыть прикуп. Помните, в письме от 9 ноября я упоминал, что у меня есть собственный интерес в этом деле. Так вот, в прошлом году, когда наши общие друзья (как Вы изволили выразиться) только открыли у нас свой филиал, мой племянник заключил договор на участие. За неделю до того, как Вы обратились ко мне, он пропал. Если Вы смотрите «Афонтово», то наверняка видели объявление о пропавшем без вести Андрее Гаврилове 28-ми лет, холост. Возможно, это какое-то сумасшедшее совпадение, но за день до того он пришел ко мне с бутылкой водки и выглядел как человек, только что узнавший, что умирает. Его мать — моя старшая сестра — не верит, что здесь есть какая-то связь, но в нашем деле, как говорил Мюллер, нет мелочей.

Насчет курьера. Увы, ничем не могу помочь. Вводить в это дело постороннее лицо не позволяет осторожность, а надежного человека — профессиональная этика. Так что пока придется «как-нибудь так». Кстати, надеюсь, Вы не забыли, как нужно поступать с моими письмами?

Теперь о ходе нашего расследования. Я кое-чего накопал. В следующем послании предоставлю вам как можно более подробную выкладку.

И напоследок. Справа от нашего ящика стоит синяя урна. В ней маленький подарок. Будьте с ним осторожны, он нелегальный. Хочется верить, что нам с Вами не придется пускать его в ход.

До связи.

«Здравствуйте, Марк.

Не скрою, история вашего племянника меня серьезно расстроила. Впрочем, пора и мне открыть кое-какие карты; я знал об этом с самого начала. Более того, решающим фактором, побудившим меня завязать наше знакомство, было именно это. Ну вот, одной недосказанностью стало меньше. К сожалению, участники проекта не знают друг друга — по крайней мере, не должны; поэтому ничего конкретного о дальнейшей судьбе А. мне не известно.

Знаете, чем меньше у меня остается времени, тем сильнее я себя презираю. Я мог, пока была возможность, сделать что-то для общего блага — но эгоизм и корысть пересилили. Почему? Да все проще простого. Нужно посмотреть правде в глаза: я всегда был слабаком, лузером и бездарем. Потому-то и мечтал не о великом, а о мелком и сиюминутном: чтобы заметили, чтобы похвалили, чтобы пустили в нужную дверь, чтобы не обделили улыбкой… Так вот: все последние события убедили меня в том, что, по большому, счету ничего не изменилось. Кем я был, тем и остался. Только вокруг меня каким-то *чудом поменялись декорации. Быт устроен, карьера идет в гору, мои графоманские излияния издаются астрономическими тиражами, здоровье, кстати, наладилось. Лет с пятнадцати мучился с давлением — а в последнее время так расслабился, что стал пить кофе литрами. И близорукость моя как-то незаметно пропала. Безо всякого врачебного вмешательства.

Да, именно этого я и хотел. Чтобы, особо не напрягаясь, получать все удовольствия и ничем не огорчаться. Пить неразбавленное счастье крупными глотками.

Продешевил я, черт возьми, продешевил. Мог бы вспомнить о хлебе для голодных и о лекарстве для больных. Не вспомнил. Теперь вот задабриваю свою совесть — подаю нищим и кормлю бездомных собак. Эти лохматые бродяги уже узнают меня, сбегаются к подъезду, когда я выхожу на работу… Работу, кстати, не забросил. Хотя мог бы — денег мне хватит и так. Что-то меня держит в этой дурацкой редакции дурацкой газетенки.

Впрочем, я собирался поговорить о другом.

Хоть какую-то пользу людям я могу принести пост фактум. Идея связаться с вами, как я уже и говорил, посетила меня уже после визита к нашим общим друзьям. Возможно, моя история каким-то образом откроет людям глаза.

На чем я остановился в прошлый раз? Ах да, вспомнил. *Мысли о суициде меня более не посещают. Хотя, странное дело, о смерти я стал думать намного чаще. Забавно, правда? — на слово «смерть» не наложено никакого табу. Смерть мне по-прежнему принадлежит, а вот ее антоним — нет. Интересно бы узнать, может ли получить участник проекта в качестве вознаграждения возможность длить свое бытие вечно?.. Пытался ли кто-нибудь?..

Кстати, вам известно, что до подписания документа допускают не всех кандидатов? Критерии отбора для меня, честно признаюсь, остались полнейшей загадкой. И вот еще что странно — во время отборочного этапа я заполнил очень пространную анкету, многие вопросы которой показались мне откровенной бессмыслицей; так вот, на данный момент я не могу вспомнить ни одного ее пункта. Абсолютно ни одного. Будто память аккуратненько подтерли. Общая картина происшедшего вроде бы осталась, а подробностей нет, как не было.