Невидимая птица
вернуться

Червинская Лидия Давыдовна
Шрифт:

«Мы не заметили – почти пришла весна…»

Мы не заметили – почти пришла весна, Мы не заметим, как опять настанет лето, Нас ранней осенью разбудит тишина… Но как же, как принять, как примирить все это? С моей же тяжестью и тела и ума Мое и легкое и светлое дыханье – Мое всегда со мной, но где же я сама? Я часто говорю: свобода и страданье, Ты отвечаешь мне: любовь и красота. И это где-то есть. Я знаю. Несомненно. Но в нас слова не те. Но наша жизнь не та. И страшно привыкать спокойно, постепенно… …К тому, как медленно меняются цветы На грядках неживых приветливого сада, К тому, что все нужней и непонятней ты, К тому, что хочется все больше теплоты, К тому, что все понять, пожалуй, и не надо.

«Ни сил, ни надежд, ни желаний…»

Ни сил, ни надежд, ни желаний… И не возвратится опять. Есть мысли — почти завещанье, — Но как и кому завещать: Взволнованность, выдумку, нежность Миражную моря безбрежность И пальмы у розовых дач, Причудливых лоз равномерность, Безумие, бедность и верность Безрадостный смысл неудач… И то, что похоже на чудо, — Почти совершенно в себе Тяжелую близость (откуда?) И память о Вашей судьбе.

«Кто сказал, что самое ужасное…»

Кто сказал, что самое ужасное, Смерть Ивана Ильича? Если жизнь взволнованно-несчастная Только след рассветного луча, Только отраженье одиночества, Выдумка – герой которой Вы Исполненье смутного пророчества, Отблеск недоступной синевы… Только… Сердце, что с тобой случилось В чем ошиблось ты, когда солгало Ты, которое почти молчало, Ты, которое почти смирилось?

«Я знаю, что остался только смех…»

Я знаю, что остался только смех, И все-таки смеяться не умею… Всегда одно (мучительно) у всех Значительней, взволнованней, темнее… То, что – почти никак не назовешь – То, отчего необходима ложь, Чтоб сердце (от сочувствия) забилось.

«Я люблю: осенние дороги…»

Я люблю: осенние дороги Под Парижем, в сумеречный час, Оттого что, верное, в тревоге Сердце одиноко любят вас. Я люблю старинные флаконы, Кактусы, камины и ковры. Оттого что, друг мой беззаконный, Вы со мной нечаянно мудры. И еще: цыганские мотивы, Улицы, зимой, под Рождество, Оттого что сердце терпеливо Любит вас и никого. А весной могу читать Толстого, Наблюдать за ростом синевы, Сознавать, что сердце жить готово… Летом я всегда люблю другого, Оттого что сердце: это вы.

«Здесь все законно, все несправедливо…»

Здесь все законно, все несправедливо: Тревога, безразличье, доброта… Срывает ветер листья торопливо. Того, кто все-таки бросается с моста, Не защитить ничье воображенье. Он верить только в частый дождь осенний И в то, что наступила темнота. Не виноват внимательный прохожий (В делах, в любви, на всех других похожий), Что не заметил близкого конца. Не знает он, как тяжелы сердца В предчувствии отчаянья и веры… Над неподвижной, городской рекой Плывет луна (вернее месяц серый). Свистки. Огни. Нарушенный покой. Рисунок башни. Жалость. Чувство меры. Здесь мелодрама, праздность, стыд, испуг, И боль твоя, мой безучастный друг.

«Что-то в изящных головках гвоздики…»

Что-то в изящных головках гвоздики Нежное, злое, как женские лица, Что-то жестокое в слове: великий, (Те же влюбленность и страх), Как человек, поседела столица В несколько дней, на глазах… Долго над ней догорали закаты, Тени платанов, цветные плакаты. Все мы поверили, все виноваты (Звуки бессмертные… Бах). Поздние листья того листопада Не улетали с ветвей, И почтальон на скамейки, у сада Хмуро кормил голубей. В тесном бистро, обнимая соседа, Кто-то прочувственно пел, Не умолкала под песню беседа — Где вдохновенью предел? — Счастье? Порок? Пораженье? Победа? — Необъяснимый пробел.

«Нет ничего любви великолепней…»

Нет ничего любви великолепней. Любви последней. Выпустим стрелу, Пронзим глаза друг другу и ослепнем, И побредем, нащупывая мглу. Запомни: там, где вход, всегда есть выход, И там, где смерть, всегда надежда есть, И вдоль дороги есть скамья, где тихо И незаметно можно будет сесть, И отдохнуть, и с мыслями собраться, Поговорить наедине с собой И доиграть одну из вариаций На скрипке жизни с лопнувшей струной. А впрочем, нет. Нам оставаться не с кем. Игра бездарна и не стоит свеч. Потушим свет одним движеньем резким, Хоть сроку не дано еще истечь. Таков закон любви потусторонней: Умчался поезд, скрылся за гудком, Но кто-то остается на перроне И машет безнадежности платком.

МОЙ СТАРЫЙ ДРУГ КИХОТ

Мне суждено: уйти, потом вернуться, Уйти не радуясь, вернуться не скорбя. Я чуть устал от войн, от революций И, может быть, от самого себя. Уйти, от жизни милостыню клянча, Вернуться, не познав ее щедрот, Как возвращался рыцарь из Ламанча, Наивный дон, мой старый друг, Кихот.

«Темный август. Солнца нет следа…»