Невидимая птица
вернуться

Червинская Лидия Давыдовна
Шрифт:

«Сметает ветер листья хлопотливо…»

Сметает ветер листья хлопотливо с деревьев, с тротуаров и с моста… Здесь кто-то шел, согнувшись, торопливо. Кого-то поглотила темнота. Не виноват растерянный прохожий – в делах, в любви на всех других похожий – что не успел предупредить конца. Не знает он, как тяжелы сердца в молчанье, в одиночестве, в гордыне… Свистки. Прожектор над ночной рекой. Сошлась толпа. Молись за упокой души того, кто звал тебя в пустыне.

«В бессоннице услышанное слово…»

В бессоннице услышанное слово встревожит – и совсем прогонит сон… Как чей-то слабый крик, как стон больного, как милого больного стон. Пойми, ведь мы соседи по палате и суждено нам рядом умирать. Мне часто кажется: вот ты седой, в халате, придешь и сядешь на мою кровать и ласково руки моей коснешься, заговоришь по-старому опять. Твой голос не нарушит тишины, смягчит улыбка взгляд упорных глаз… Мне кажется, что оба мы больны, что ты поймешь и, может быть, вернешься в последний день… в последний раз.

«Мне кажется, что даже умирая…»

Мне кажется, что даже умирая я буду повторять бездарные слова о том, что революция права… И что создание земного рая совсем не праздная мечта. О том, что есть неравенство в страданье, что заслоняет небо нищета… Я буду повторять в бреду, в полусознанье и то, что равнодушие есть грех единственно неискупимый… Мне кажется достойной доля тех, кто с жизнью не в ладу, но кто легко умрет за этотмир – враждебный и любимый – не принимая вечности в расчет… Сорвется с ветки где-нибудь в глуши сожженный солнцем яркий лист осенний – я ничего не знаю о спасенье его или моей души.

«Как листья с деревьев, давно облетели…»

Как листья с деревьев, давно облетели предлоги для грусти, обиды, тревоги, Осталась рутина рабочей недели – будильника вкрадчивый звон, вагоны подземной железной дороги, газета в холодной вечерней постели и все углубляющий сон. Осталось доверие к миру больному, который спасет красота. Растаяла грусть по небывшему дому, исчезла о счастье взаимном мечта. Остался закон: за услугу услуга. И память о том же, о тех же. И те же следы вдохновенья в минуты досуга, как отзвук былой тишины. Остались – но тоже становятся реже – короткие, добрые письма от друга из дальней соседней страны.

«Есть в дружбе чудо откровенья…»

Есть в дружбе чудо откровенья. В ней память о добре и зле, как отблеск неба на земле. В любви же нет проникновенья – кто любит, тот нетерпелив. Любовь изменчива, как море: прилив, отлив, опять прилив… Но сколько тишины во взоре и мудрости в улыбке тех, кто нам прощает и успех и неудачу. Кто подчас не верит нам – но верит в нас.

«Мы до утра беседуем опять…»

Мы до утра беседуем опять… Ты опускаешь голову на грудь и доверяешь мне свою усталость. Мне так хотелось бы тебя обнять, развеселить, утешить чем-нибудь… Ведь эта согревающая жалость и юмор наш – ведь это, не забудь, все, что от прошлого осталось.

«В ноябре, в тишине воскресения…»

В ноябре, в тишине воскресения, ты придешь – сам не зная, зачем. Принесешь мне фиалки осенние или яркий пучок хризантем. Я рукою по-женски привычною к изголовью поставлю цветы. На соседнюю койку больничную со смущеньем оглянешься ты. Ни упрека. Ни слова законного о томлении дней и ночей… Только вдруг, как от света оконного, как от солнечных ярких лучей, засияет палата убогая, боль отпустит, жар сразу спадет. Я ждала тебя с верой, тревогою – так лишь сердце покорное ждет. Так рождается песня несложная… А за песню простится и грех, и мечта моя неосторожная о такой же любви, как у всех.

ДЕКАБРЬ

«Ночь надвигается тенью лиловой…»

Ночь надвигается тенью лиловой. За кисеей занавески, в окне, словно на страже, бутылка во льду… Я не надеюсь, и все-таки жду. Елку зажгли у соседей в столовой, свет отразился на белой стене… Если бы, если бы в это мгновенье, помня о том, что сейчас Рождество, ты постучал и вошел в эту дверь – это возможно, подумай, поверь – я б улыбнулась, скрывая волненье, и не сказала бы ничего. О незаслуженной боли недавней, об одиночестве памятных дней, если ты спросишь меня, я солгу… Голубь, сидевший на свежем снегу, вдруг встрепенулся и скрылся за ставней. Стало как будто еще холодней.