Невидимая птица
вернуться

Червинская Лидия Давыдовна
Шрифт:

«Выдумка это моя или быль?..»

Выдумка это моя или быль? Правда все та же: одна и во всем. Был ли он, тот недостроенный дом на берегу океана? Низкое небо, соленая пыль легким дождем из тумана. Выдумка это моя или сон? Каждый из нас был в кого-то влюблен, каждый упрямо мечтал о своем и тосковал безнадежно… Ссорились мы. Целовались потом как-то по-детски небрежно. Кладбище за невысокой стеной, где не хоронят давно. Плиты покрылись травой и камнями. Борется ветер с ночной тишиной, не нарушаемой нами. Если б мы знали, как близок твой срок, если б мы знали, что станет со мной, если бы мы не молчали… Крест покосился под вечной луной, а на забытой могиле венок: Памяти нашей печали.

«Тем летом, поздним жарким летом…»

Тем летом, поздним жарким летом, мы жили как в счастливом сне. В медовом воздухе, согретом последним солнцем, в нас – во мне была та щедрость, то томленье, которых даже нет весной… Мне не хотелось быть поэтом. Кто завещал мне это пенье, которое умрет со мной… Тем летом, поздним жарким летом, воскреснув, все погибло вновь. Как царственно, прощальным цветом, внезапно расцвела любовь, перед покорным увяданьем и неизбежной темнотой… Мне не хотелось быть поэтом. Но сердце жило ожиданьем и пело с грустной простотой… И пело, радости не зная, томясь, благодаря, моля и никого не утешая… Тем летом, поздним жарким летом, тонули в сумерках поля, а небо утренним казалось… Мне не хотелось быть поэтом. Хотелось, чтоб в груди твоей хоть на мгновенье что-то сжалось от горькой лирики моей.

«Уйти, не проклиная, не скорбя…»

Уйти, не проклиная, не скорбя. Расстаться с жизнью, до конца любя ее. Когда наступит срок, послать друзьям, взамен прощальных строк, открытки с видом моря, где прилив ложится белой тенью на песок. Так расстается с женщиной, простив измены и жестокость, однолюб, когда разрыв, пусть поздний, неминуем – коснувшись мимолетным поцелуем уже поблекших жадных губ. «Мы будем жить. Переживем мечты…» Мы будем жить. Переживем мечты. Научимся легко справляться с горем. Увидим много городов, портов… Но юга благородные черты нам будут все-таки мерещиться над морем бесцветным, у нормандских берегов. И будет вечно нас тянуть туда, в приморскую деревню под Тулоном – у скал, средь сосен, домик рыбака… Там фосфорится по ночам вода, струится Млечный Путь, как дым над небосклоном, и кровью льется свет от маяка.

«Я жду твоего возвращенья…»

Я жду твоего возвращенья, на время – я знаю – опять. Я жду не любви, а прощенья, но трудно – я знаю – прощать… За грусть, за безумную нежность, за памяти светлый мираж, такой же, как моря безбрежность, как южный любимый пейзаж – причудливых лоз равномерность и пальмы у розовых дач… За бедность мою и за верность, за праведный смысл неудач. За то, что взволнованность эта с годами опасней, темней… За счастье короткого лета, сгоревшего в несколько дней.

СЕНТЯБРЬ

«Жить в трезвости и созерцаньи…»

Жить в трезвости и созерцаньи, в закате праздничного дня – не замерзая без огня. Зачаровать свои желанья, прозрачно думать, слушать чутко… Печальной музыкой рассудка заполнить годы пустоты – забыть, но не предать мечты. А память о возможном друге, как солнце осени на юге, как нежность золота мимозы воображеньем создавать… И сохраняя в сердце слезы, их никогда не проливать.

«На юге осенью… о прошлом не жалея…»

На юге осенью… о прошлом не жалея, жить сдержанно и щедро на просторе. Не ждать письма, не помнить утром снов. За виноградником сосновая аллея, спокойное на горизонте море и волны у песчаных берегов. Дорога в гору, где цветут агавы и голубой, как небо, автокар ухолит в мир волненья, счастья, славы… Юг, добрый юг… Тот, кто не ждет награды, кто неудачлив, болен, грустен, стар, о ком не помнит враг, кому друзья не рады, тоскует такпо свету твоему… Нет в этом мире равного ему.

«Свободны мысли от гипноза…»

Свободны мысли от гипноза влюбленности… но чувства те же. Цветет на южном побережье пушистым бархатом мимоза и озером белеет море… Бьет колокол, — который час? Проходит вечер в разговоре… Как трудно каждому из нас: тому, кто безрассудно любит, тому, кого раздумье губит – у каждого своя тоска. На берег вытянуты Сети, Все помнит о минувшем лете, мечтает и грустит слегка.

1939

Помню жестокие женские лица. Жар иссушающий. Страх. Как человек, поседела столица в несколько дней, на глазах. Долго над ней догорали закаты. Долго несчастью не верил никто… Шли по бульварам толпою солдаты — в куртках, в шинелях, в пальто. Не было в том сентябре возвращений с моря и гор загорелых людей. Сторож с медалью, в аллее осенней, хмуро кормил голубей. В каждом бистро, обнимая соседа, кто-нибудь плакал и пел. Не умолкала под песню беседа — родина, слава, герои, победа… Груды развалин и тел.