Зарытый в глушь немых годин: Стихотворения 1917-1922 гг.
вернуться

Штих Михаил Львович
Шрифт:

«Весна. Ты бродишь сам не свой…»

Весна. Ты бродишь сам не свой, Чего-то нужно – до зареза. И день – как будто над землей Настлали ржавое железо. Нет, я не верю – не могу – Март месяц, а земля такая ж – В развалинах, в крови, в снегу… Весна, как ты ее оттаешь? 1921

«Послушайте, что это значит?..»

Послушайте, что это значит? Опять все мысли – об одном… Горючими слезами плачет Весенний ветер за окном. Мне хочется поверить в Бога И хочется ему сказать: – Смотри, я потерял так много, Скажи мне, что еще терять? Весенний ветер, ветер шалый, Будь проклят, будь благословен. – Твое безумье в горсть зажало Все дни любви, разлук, измен. 1921, Москва

«Ну,кажется, нет понятней и проще…»

Ну, кажется, нет понятней и проще, – Всему есть конец. Еще. Повтори. Кольцо бульваров. Трубная площадь. Толпой бегущие вниз фонари. Ну что же? Мы все увидимся скоро, Как будет Суд за любовь, за грехи… Ведь это рассвет и вымерший город, В котором живут одни петухи. В котором – одни петухи да вокзалы, Охрипшие от похмелья разлук, Где шарит, как вор, на путях и по залам Застывший бред миллионами рук… Мы эту ночь схороним прекрасно, Споем отходную: «Смейся, паяц»… …Still ist die Nacht, es ruhen die Gassen, In diesen Hause wohnte mein Schatz. 1921

«Не надо сна. Я знаю и во сне…»

Не надо сна. Я знаю и во сне, Что память злей и мстительней, чем коршун. Мне слишком больно думать о тебе, Но позабыть еще больней и горше. И на столе всегда передо мной Как образ – море, Ай-Тодор и скалы… А ты нашла ли новый берег твой, Нашла ли то, что так давно искала? Мы нынче все развеяны судьбой По всей земле, как семена на пашне. Прости, мой друг, я и теперь с тобой – Такой далекой, близкой и вчерашней. Вот я стою, так крепко руки сжав… Одно осталось – погасив желанья, Готовить зелье из целебных трав Для братского холодного свиданья. 1921, Москва

СКРИПКА СОСКУЧИЛАСЬ ПО ИМПРОВИЗАЦИИ

Так опять, опять ты хочешь жалоб? Под смычком опомниться, кляня? Весь огонь импровизаций шалых Не зажжет ответного огня; Весь огонь бессонницы. И в хламе Старых песен что еще найти? В полуночном поле за холмами Даже звезды меркнут на пути. В оглушенной звуками пустыне, В том финале с окриком «Держись!» – Буреломом стихнувшим застынет Песнь, как ночь, и эта ночь, как жизнь. 1921

ИМПРОВИЗАЦИЯ

День на исходе. Некуда убежать От вечера, обыденного и плоского. И хочется без конца, без конца играть Осеннюю Песню Чайковского. И хочется, чтоб кто-нибудь близкий душой, Любящий мою печаль и улыбки, Слушал и плакал вместе со мной, Когда я плачу на скрипке. Нет, не буду Осеннюю. И так тоска. И так ни радости, ни ласки. Слушайте! Я нашел, что надо было отыскать. Слушайте! – Это нянины сказки. – – Деточка, жила-была царевна В государстве дальнем, у большой реки. Отказала юная царевна Рыцарю, пришедшему просить ее руки. Рыцарь удалился, злобу затая. Думал: нет, царевна, будешь ты моя. И исполнил рыцарь свой лихой завет. Год прошел – царевны больше в замке нет. Увезли ее за море синее Злые люди на сером челне. Встало солнце над родиной в инее И пропало в холодной волне… – Ах, нянечка, какая страшная сказка! Неужели же злые люди Не отпустят ее никогда? Нянечка! Я поеду за ней, Чтоб она дома жила, Чтоб ей больше не делали зла! – Она уже умерла. Не смейтесь! Ах, если б был хоть один такой, Для кого я что-нибудь значу! Прильнув к замолчавшей скрипке щекой, О себе и царевне плачу.

* * *

Где в снегу Казбек…

Кавказская песня

1. «Салям алейкум! Не плачь, не рыдай…»

Салям алейкум! Не плачь, не рыдай, – Всё равно ты мне будешь – жена. Ах, глаза твои – словно окна в рай, Твой голос поет, как зурна. Довольно! Я от ожиданья устал. О, сладко с любимой в ночи! Как строен твой стан, как жарки уста… Не бейся, джаным, не кричи. Нас двое в седле. Несись рысаком, Как птица лети, Карабах! Жених далеко. Пророк – высоко… Шакалы хохочут в горах.

2. «Пусть звенит сааз: «О звезды…»

Пусть звенит сааз: «О звезды, – Слезы ночи, бирюза…» – Для меня одно лишь звезды – Милой ясные глаза. Пусть звенит: «Как ярок пурпур Розы в зелени куста…» – Для меня одно лишь пурпур – Милой нежные уста… Грудь высокая колышет Чарчафы узорный край. Спит. Раскинулась, – не дышит… – Ханум, день пришел! – Вставай! И опять клинок кинжала Гладит слабою рукой… Поцелуй ее как жало, А на сердце – тот – другой. 1921