Зарытый в глушь немых годин: Стихотворения 1917-1922 гг.
вернуться

Штих Михаил Львович
Шрифт:

2. «Ты говоришь теперь: «Одна я…»

Ты говоришь теперь: «Одна я Весь долгий день, но вечерам…» – Моя любимая, родная, За всё, за всё тебе воздам. Лишь помни каждый миг, что это С судьбою наш последний бой, Что будет ночь пьяна от света, Когда мы встретимся с тобой. Я твой. – В разлуке и ненастье Лик славы пред тобой померк, Как меркнут все грехи и страсти В Великий и Святой Четверг. Я твой. – И не угасли силы, – За всё, за всё тебе воздам – Тебе, единственной и милой, И то, чем жизнь благословила – Я все несу к твоим ногам. 1919, Судак

«Пройдут года – и сединами…»

Пройдут года – и сединами Оплетена душа твоя, И лишь закаты будут с нами Встречать попутные края. Встречать весну и снова, снова Рыдать о гаснущей зиме… О, где найти такое слово, Чтоб легче стало на земле! 1919, Судак

«Разбередим горе, разбередим песни…»

С.Я. Парнок

Разбередим горе, разбередим песни, И поем о душе и теле, И часто день кажется чудесней, Чем есть он на самом деле. Но как нам спросить: «Что Господь у нас отнял?» – У ветра, седого и быстрого? – Мы страдаем не один раз, а сотни Над тем, что другой уже выстрадал. А я верю, что светят и отсветы, Что и моя боль, как кликуша, Пойдет мыкаться по свету – По далеким и близким душам. 1919, Судак

РОДИНА

Я твержу твое имя в печали и в роздых. Я знаю – прежняя ты. Над полями твоими всё те же звезды И в полях те же цветы. Но что в твоем одичалом взоре, Русь моя! — Что дрожит сквозь мерцание век? Или это осенние желтые зори Далеких северных рек? Ты спишь, позабыв времена и сроки И Того, Кто так стар, всемогущ и Един, Кто теперь, шатаясь, бредет одинокий В пустынях осенних равнин. И лишь твой вздох пройдет по деревьям Ветром, и дальше – туда, на закат, По полям, по лугам, по забытым деревням Запаляя ночной набат. 1919, Алупка

«Эй, лихая казацкая вольница…»

Эй, лихая казацкая вольница, Кто от Волги тебя оторвал? Скоро время далекое вспомнится Как была на Руси татарва. Вы, безлюдные площади города, Эй, пустуете вы до поры, – Будут в гости поддевки да бороды, Колья, косы, ножи, топоры. Уж в полях, на лугах, над столицею, Спутав полдень и полночь и день, Заметалась бесшумною птицею Пугачева безглавая тень.

«Сердце забило тревогу…»

Сердце забило тревогу, – Это звезда слишком близко подошла к земле. Не оттого ль даже несколько слов к Богу Боязно было бросить мне? Нет, это не звезда, это страх стоокий, Предчувствие снова овеяло холодом лоб. И я, пригвожденный к столу, забиваю слова в строки, Как могильщик молотом гвозди в гроб. 1919, Судак

СКАЗАНИЕ О ЛЮБВИ

С.

Он любил ее жадно – так жадно и сильно, Как билось сердце его В грудь любимой. На которой покоилось… Разлука… Берег того же моря – чужой и пустынный… Юноша простирает руки К далеким горам, Что как призраки прошлых дней поднялись из моря. То вершины, у подножий которых держал он в объятьях любимую… Солнце ниже, и он начинает рыдать, Спрятав в прибрежный песок Лицо, Искаженное от любви и разлуки. – Мальчик, о чем ты плачешь? – Ах, я плачу, что берег и горы, Стоящие в царстве ушедшей любви, Погрузились в море. – Значит, милая мне изменила. – Мальчик, то вечерний туман закрыл далекую землю. Завтра, с солнцем и днем она засверкает опять и встанет из моря… О, и любовь такова. – Она приходит, когда ты не ждешь ее, Баюкает и ласкает, И в миг, когда ты крепче всего сжимаешь ее в объятьях – Она ускользает и тонет в вечернем тумане, Как эти далекие горы, ушедшие в море. 1919, Судак

СУМЕРКИ

Ласковой печки кафельные плиты Щеку ласкают как давным-давно. – Ведь им всё равно, что я давно небритый, А мне теперь – всё равно. И я не знаю, на сердце ли, в небе ль Этот разорванный, облачный хлам… Сумерки копошатся, передвигают мебель, Расползаются по углам. 1919, Судак

«Теперь, как и в старых былинах…»