Буткова Ольга Владимировна
Шрифт:
Предположение о том, что русские – люди крайностей, постоянно находит подтверждение в истории. Во всяком случае, власть любила доводить любую ситуацию до абсурда. Многие представители рода Романовых прославились как страстные поклонники дисциплины и муштры. Особенно император Павел I. Сохранился ряд характерных анекдотов: полк, который проявил недостаточное усердие на параде, получил от государя немедленный приказ: «Шагом марш в Сибирь». Ничего не поделаешь, прямо в парадной форме полк маршировал на восток, и родным пришлось посылать вдогонку теплые вещи. Говорят, полк успел дойти до Новгорода, пока его вернули.
Опасаясь распространения в России идей Французской революции, Павел I запретил выезд молодых людей за границу на учебу. Был полностью запрещен импорт книг, вплоть до нот, закрыты частные типографии. Регламентация жизни доходила до того, что устанавливалось время, когда в домах полагалось тушить огни. Специальными указами некоторые слова русского языка изымались из официального употребления и заменялись на другие. Так, среди изъятых были имеющие политическую окраску слова «гражданин» и «отечество» (замененные на «обыватель» и «государство»). Ряд лингвистических указов Павла был не очень понятен, например слово «отряд» менялось на «деташемент» или «команда», «выполнить» – на «исполнить», а «врач» – на «лекарь».
Показателен анекдот о Василии Капнисте – сочинителе едкой сатиры на засилье в России мздоимцев. Павел захотел посмотреть спектакль по его пьесе «Ябеда». Играли ночью, для одного лишь императора. Начало так разгневало самодержца, что он немедленно повелел сослать комедиографа в Сибирь. Однако финал, где добро победило зло, успокоил властителя, и он послал вслед гонца, чтобы вернуть Капниста и наградить.
К представителям сильной власти Павла отнести не удастся – отходчив был, прощал многих, а потому и не удержался надолго на троне.
«В надежде славы и добра»
Этой строчкой, вынесенной в подзаголовок, начинается стихотворение Пушкина, посвященное императору Николаю I. Надежды поэта были связаны, в частности, с тем, что государь простит декабристов. Не сбылось. Рассказы об этом императоре не поднимают настроения. Его любовь к порядку порождала в обществе уныние и страх. Был злопамятен, в отличие от отходчивого Павла, и декабристов преследовал до конца дней своих. Впрочем, простым бунтовщикам приходилось при нем куда хуже. А бунтовали не от хорошей жизни.
Приведем фрагмент из книги Г. Чулкова «Императоры». Мемуарист описывает расправу после бунта в военных поселениях 1832 года:
«Приговоренных клали на "кобылу" по очереди. (...) Мне казалось, что палач с первого же раза глубоко прорубил кожу, потому что после каждого удара он левой рукой смахивал с кнута полную горсть крови. При первых ударах обыкновенно слышен был у казненных глухой стон, который умолкал скоро; затем уже их рубили, как мясо.
При казни присутствовали священник и доктор. Когда наказываемый не издавал стона, никакого звука, не замечалось даже признаков жизни, тогда ему развязывали руки, и доктор давал ему нюхать спирт. Когда при этом находили, что человек еще жив, его опять привязывали к "кобыле" и продолжали наказывать.
Под кнутом, сколько помню, ни один не умер. Помирали на второй или третий день после казни».
Вновь просим у читателя прощения за неприятные сцены, но сегодня приходится встречать такую апологетику Николаю, что ее хочется разбавить свидетельствами повседневной трагедии.
Г. Чулков продолжает: «Шпицрутены были не менее страшны, чем кнут. Ежели человека прогоняли сквозь строй в тысячу человек три-четыре раза, смерть почти всегда была неминуема.
Любопытно, что на одном рапорте, где граф Пален просил назначить смертную казнь нарушившим карантинные правила, Николай собственноручно написал: "Виновных прогнать сквозь тысячу человек двенадцать раз. Слава богу, смертной казни у нас не бывало и не мне ее вводить"».
Вот так... Никаких комментариев...
По уверению современников, государь обладал леденящим взглядом василиска. Генерал Б. В. Геруа в своих мемуарах приводит такой рассказ: «По поводу караульной службы при Николае I вспоминаю надгробный памятник на Волковом кладбище в Петербурге. Показывал мне его отец, когда мы ездили с ним на поклонение могилам его родителей и проходили мимо этого необычного памятника. Это была превосходно исполненная из бронзы – наверно, первоклассным мастером – фигура молодого и красивого офицера лейб-гвардии Семеновского полка, лежащего как бы в позе спящего. Голова его покоится на ведрообразном кивере николаевского царствования, первой его половины. Воротник расстегнут. Тело декоративно покрыто наброшенным плащом, спустившимся на пол живописными, тяжелыми складками.
Отец мой рассказал историю этого памятника. Офицер прилег в карауле отдохнуть и расстегнул крючки своего огромного стоячего воротника, резавшего шею. Это запрещалось. Услышав сквозь сон какой-то шум, открыл глаза и увидел над собой государя! Офицер так и не встал. Он умер от разрыва сердца».
Мы не хотим сказать, что все государи российские были тиранами – многие из них отличались добрым сердцем или, по крайней мере, благими намерениями, но память народная избирательна, любит она воспоминания о тиранах. Причем в фольклоре их истинные черты заменяются мифическими. А либеральных правителей в нашем Отечестве никогда не привечали – харизмы им не хватало. В них подозревали слабость – черту, для царя неприемлемую.