Русское поклонение иконам кажется Олеарию почти ересью, во всяком случае, прискорбным заблуждением, недостойным цивилизованного человека. Он с радостью отмечает, что есть среди русских и более здравые умы, имеющие «совершенно иные мысли об иконах».

В пример голштинец приводит одного из русских купцов по имени Филипп: «Когда мы вступили с ним в беседу об их религии, особенно об иконах, он при нас произнес исповедание веры, из которого мы могли усмотреть истинного христианина. Он сказал, между прочим: он никакого значения не придает иконам, взял свой носовой платок и провел им по иконе, говоря: "Так я могу стереть краску и потом сжечь дерево; в этом ли искать мне спасение?"».

Купец не признавал даже постов в том виде, как соблюдало из большинство: «Он говорил: "Что в том, что я не ем мяса, но имею зато в своем распоряжении великолепнейшие рыбы и напиваюсь водки и меду? Истинный пост заключается в том, что Богом указано чрез пророка Иоиля в первой и второй главе. Так я пощусь, если я не принимаю ничего, кроме воды и хлеба, и усердно молюсь". Он жаловался при этом, что очень многие из его земляков не имеют таких познаний в религиозных делах и в совершении христианского долга».

Вот из таких купцов вышли впоследствии упрямые русские сектанты. Интересно, что купец Филипп не боится открыто высказывать свои религиозные взгляды, идущие вразрез с официальным церковным учением. Возможно ли было подобное поведение в Европе во времена инквизиции?

В конце концов Олеарий признает за небольшой частью русских некоторый здравый смысл: «Разумные русские вообще чтут свои иконы святых и молятся им по своей религии, однако не ради материи или потому, чтобы приравнивали их изображению Божию, но из любви и почтения к святым, находящимся на небе. Та честь, которая оказывается иконе, ощущается и тем, кого иконы изображают».

Безусловно, почитание икон – важнейшая черта русской православной культуры, которая понимает икону как «окно в иной мир», по выражению П. Флоренского. Вместе с тем нет сомнения, что народное почитание икон сохранило языческие черты. К примеру, в некоторых случаях молящийся мог икону... наказать. Особенно часто такое случалось с иконами святого Николая. Дело в том, что русские считали святого Николая особенно скорым помощником, который немедленно откликается на людские просьбы. Если молитва не помогала, разочарование могло выражаться по-разному. В аналогичной ситуации и языческие идолы наказывались.

Известный филолог и историк Б. А. Успенский приводит интересный случай: некий итальянец, наблюдавший в 1656 году в Ливорно царское посольство И. Чемоданова и И. Постникова и составивший краткое сообщение о поведении и обычаях русских послов, отмечает, что послы «имеют с собой четырех знатных человек и попа или священника. Этот последний всегда носит на шее ковчег с зажженными свечами, где находятся мадонна и св. Николай, их покровители; к нему они прибегают за милостью в своих нуждах, а не добившись просимого, бешено хлещут святого...»

Можно подумать, что иностранцы желали оболгать русских, представить их дикарями. Однако их наблюдение подтверждается свидетельствами наших соотечественников.

Т. А. Кузминская (Берс), описывая в своих воспоминаниях комнату старой горничной Толстых – Агафьи Михайловны, отмечает: «Образ Николая-чудотворца, висевший в углу, был перевернут лицом к стене. Варенька, заметив это, взяла молча табуретку и хотела поправить его, думая, что это случилось как-нибудь невзначай. "Не трогайте, не трогайте, матушка, это я нарочно", – закричала Агафья Михайловна. – "Как нарочно?" – спросили мы. – "Да так, матушка. Молилась, молилась ему – хоть бы что. Я его и обернула, и пущай так висит!" – "Когда же вы его простите?" – спросила Варя. "Вот когда время придет, – серьезно отвечала Агафья Михайловна, – тогда и прощу"».

Б. А. Успенский вспоминает народную легенду, близкую к данной теме: «Бедняк занимает у богача деньги, поклявшись перед образом Николы, что вернет долг; неожиданно он умирает, не успев выплатить долга, после чего богач наказывает икону Николы. При этом в варианте, который можно признать наиболее архаичным, богач грозится выколоть у иконы очи». Заметим все же, что стремление наказать Николу приписывается не кому-нибудь, а жадному и злому богачу.

Анекдотический – с оттенком черного юмора – случай описывается у Адама Олеария, который рассказывает, как некий русский во время пожара «стал держать против огня свою икону св. Николая и молился, чтобы она помогла погасить огонь. Когда, однако, помощи не последовало, а напротив, огонь все более и более стал распространяться, он в нетерпении бросил свою икону в огонь и сказал: "Если ты нам не желаешь помочь, то помоги себе сам и туши"».

А вот сообщение Коллинза, написано примерно в то же время (в XVII веке): «Иногда русские держат иконы перед огнем, думая, что помощь зависит от их произвола. Один русский, думая остановить огонь таким образом, держал своего Миколу (Micola) так долго, что сам едва не сгорел, и, видя, что помощи нет, бросил его в огонь». Исследователь предполагает, что оба автора могли иметь в виду один и тот же реальный случай. Притом бросание иконы в огонь в этом случае могло иметь целью не кощунственное ее сожжение, но тушение иконой пожара.