Шрифт:
— Все хорошо, — ответила Наталья. — Только вот это место. Ты знаешь, — она указала карандашом, — здесь большие скальные работы. Ну и завал еще.
— Ладно, — пробормотав Макаров. — Во всяком случае, это в тысячу раз реальней фантастической насыпи по такиру. Заканчивай быстрей, и пусть Николай…
Макаров внезапно замолчал. В воздухе что-то мелькнуло и с тяжелым стуком упало на чертеж. Это была фаланга. Желтая, мохнатая, похожая на огромного паука, она тотчас же поднялась на лапы и стала поворачиваться из стороны в сторону, подняв кверху свои щупальцы и щелкая челюстями.
— Не шевелись, — прошептал Макаров. Молниеносным движением он смахнул фалангу на пол и тотчас же раздавил ногой.
Наталья как подкошенная упала на кровать и залилась слезами. Плечи ее конвульсивно дергались, она билась, словно в припадке.
— Что ты, что ты, — растерянно повторял Макаров, пытаясь отвести ее руки, прижатые к лицу. — На верблюде ездишь, а жука испугалась!
— Не хочу жить в горах! — воскликнула Наталья. — Мне страшно! Страшно! Домой хочу, ты понимаешь, домой!
— Да ты успокойся же, — уговаривал ее Макаров. — Поедешь домой. Успокойся, пожалуйста.
Но она билась и рыдала, и проснувшийся Николай, протирая кулаком глаза, силился понять, что происходит в конторе.
Макаров зачерпнул кружкой воды и подал Наталье. Она жадно выпила воду и, тяжело дыша, всхлипывая, снова села у стола, собираясь продолжать работу.
— Вот что, — хмуро произнес Макаров. — Ты лучше ложись спать. А вообще договоримся — участок в горах передашь Родионову, а сама перейдешь сюда.
Наталья вскочила, как ужаленная.
— Ты что это, серьезно? — уставилась она на Макарова. — Я же их там всех уговорила остаться, а сама убегу. Ты как думаешь, а?
Макаров не выдержал. Он глухо выругался, выскочил из конторы и хлопнул дверью так, что со стола упала кружка.
ТЕЛЕГРАММА
Века и века образовывались могучие, титанические горные массивы Средней Азии. Здесь и докембрийские кристаллические сланцы, и современные глины и пески.
Могучие горные массивы Копет-Дага и Памира, горы Большого Балахана и Мангышлака, хребты Тянь-Шаня, словно образовавшие величайшую горную страну, были вызваны к жизни могучими космическими сдвигами земной коры, происходившими в различные геологические эры.
В пра-прадревние времена на месте беспредельных горных кряжей Памира и Тянь-Шаня плескались бурные суровые волны докембрийского моря. Кто знает его границы и его глубину? Можно, только представить себе эту величественную картину беспредельного океана, из мрачных вод которого подымались к косматым тучам исполинские вершины.
Но проходят века, и уходит море. К солнцу, к свету поднимаются все новые и новые участки суши, горные кряжи. Море отступает на юг.
Земля вступает в мезозойскую эру, и границы моря снова расширяются. Океан заливает хребты и равнины Тянь-Шаня, Копет-Дага. Над ним возвышается Ферганский хребет, образуя один из берегов палеогенового моря Средней Азии.
И вновь начинает отступать море. Появляются равнины, среднеазиатские горы. Поднимается Памир, Тибет, Туркмено-Хоросанские горные кряжи. Новое море почти смыкается с плещущим на западе сарматским морем. Сарматское море отступает на запад. И вот уже освобождены и начинают жить новой жизнью равнины Туркмении.
Однако образование новых гор не прекратилось. Приходит пора великих оледенений. Массы льда и снега в период таяния образуют гигантские паводки, выносящие неисчислимое количество осадков. Так возникли Каракумы, Кызылкумы, великие пустыни Туркмении. Уже проложили свои русла и несут шоколадные воды широко разлившиеся реки-прародительницы — Сыр-Дарья и Аму-Дарья.
Проходят века, и горы все еще не могут встать на свои постоянные, намеченные природой места. Частые подземные толчки нет-нет, да и напоминают об этом.
Один такой толчок, происшедший в первые дни пребывания Макарова и его товарищей на дороге, разрушил известняковый утес, нависший над холмами в том месте, где проходила новая трасса. Образовался огромный завал, преградивший дорогу строителям. Сюда и шли сегодня строители дороги.
Люди шли с лопатами и мотыгами на плечах, старые и молодые, веселые и грустные, шли в одиночку и группами, и каждую группу связывало только чувство землячества или случайная дружба, а то и просто соседство по бараку.