Боевые действия конца 1930-х – начала 1940-х гг. выявили у значительной части красноармейцев готовность защищать свою родину на чужой территории. Такая готовность создавала основу для использования Красной Армии в наступлении, но только при обязательном указании на оборонительный характер войны. Последнее свидетельствовало о том, что руководство подстраивалось под массовое сознание, чтобы не вступать в противоречие с ним своими действиями. Это создавало для него определенное неудобство, но не являлось, как показала внешнеполитическая практика, непреодолимым препятствием.

Не случайно в своем докладе 10 мая 1940 г. Л.З. Мехлис указывал на то, что в пропагандистской работе наблюдается неверное освещение интернациональных задач Красной Армии. В периодической печати и в устных выступлениях на первый план выдвигался тезис об освободительной роли Красной Армии, что нашло свое подтверждение и в проекте Полевого устава 1939 г. Конечно, признавал Мехлис, при вступлении на территорию противника она будет играть роль освободителя «трудящихся от эксплуататорских классов». Однако, пояснял начальник ПУРККА, «в практической работе нельзя швыряться лозунгами вообще». Он высказал мнение, что данное положение не следует включать в текст Полевого устава Красной Армии, поскольку каждый пропагандистский лозунг «должен иметь свое место и свое время». Между тем тезис о ее интернациональных задачах «сплошь да рядом дается вне времени, без учета условий и без учета того, к кому апеллируют». Л.З. Мехлис напомнил в данной связи о событиях на реке Халхин-Гол и о боях в Финляндии.

Эти примеры, утверждал Мехлис, показывают: политработники зачастую подходят к вопросу «по-школьному». Усвоив из книг верное положение о том, что РККА «является освободительницей трудящихся капиталистических стран, они еще не умеют применять теорию в жизни, вести пропаганду и давать лозунги, исходя из конкретной обстановки».

Следующий вопрос, затронутый в докладе Л.З. Мехлиса, был связан с пропагандой технической мощи Красной Армии. Не оспаривая в целом наличия у нее первоклассной военной техники, Мехлис указал, что «огульная, хвастливая пропаганда технической мощи… затушевывает имеющиеся пробелы в области вооружения и ведет к самоуспокоению». А это, в свою очередь, приводило к самоуспокоенности и сокрытию серьезных недостатков в области вооружения и к недооценке противника.

Мехлис указал на отставание уровня военно-научной работы в Красной Армии от требований, которые предъявляются «к передовой советской науке». При этом военная оказалась скованной, а ее развитие заторможено. Как отметил Л.З. Мехлис, периодические издания, которые специализировались по данной тематике, в частности газета «Красная звезда», сводили свою деятельность к недостаточной популяризации уставных положений, не ставя «новых, острых и принципиальных вопросов». На низком уровне, просто «в загоне», находилось, по признанию начальника ПУРККА, изучение зарубежной научной мысли и иностранных языков. Даже официальные материалы периода Первой мировой войны не были полностью изданы.

Пагубные последствия отрыва советской военной теории от мирового опыта с особой силой проявились в конце 1930-х гг. Сталин на февральско-мартовском пленуме 1937 г. требовал усиленного изучения германского и французского опыта, для чего, в частности, переводить на русский язык иностранные учебники по военному делу. Однако на деле это приводило к репрессиям за цитирование авторов «из фашистско-буржуазного лагеря» и за «восхваление фашистских стран» – Германии и Польши. [484]

Примечательно, что в докладе Л.З. Мехлиса было обращено внимание на то, что слабо изучается военная история, в особенности русская. Следующий пассаж его речи, как представляется, содержал внутреннее противоречие. С одной стороны, начальник ПУРККА заявил: «У нас проводится неправильное охаивание старой армии, а между тем мы имели таких замечательных генералов царской армии, как Суворов, Кутузов, Багратион, которые останутся навсегда в памяти народа как великие русские полководцы, которых чтит Красная Армия, унаследовавшая лучшие боевые традиции русского солдата». С другой стороны, Мехлис утверждал: «Эти выдающиеся полководцы забыты, их военное искусство не показано в литературе и остается неизвестным командному составу». Несмотря на это противоречие, призыв к изучению полководческого искусства А.В. Суворова, М.И. Кутузова и П.И. Багратиона, как справедливо отметил Ю.В. Рубцов, свидетельствовал об определенных сдвигах в военной идеологии конца 1930-х гг.. [485]

Развивая свой тезис о необходимости изучения опыта войн, которые вела Российская империя, начальник ПУРККА указал на следующее обстоятельство. Начиная боевые действия в Финляндии, командный состав Красной Армии и не ведал, что Россия в XVIIIXIX вв. неоднократно воевала на этом театре, в том числе – в зимнее время. Л.З. Мехлис призвал изучать опыт прошлых войн, равно как и опыт, полученный в 1938-1939 гг. (Хасан, Халхин-Гол, поход в Западную Украину и в Западную Белоруссию; войны в Абиссинии, Испании, Польше).

В своем докладе Мехлис указал и на то, что совершенно неудовлетворительно поставлено изучение опыта армий вероятного противника, возможных театров военных действий. В частности, подчеркнул он, глубоко укоренился «вредный предрассудок», что население стран, против которых будет вести военные действия Советский Союз, чуть ли не поголовно восстанет и будет переходить на сторону Красной Армии, а «рабочие и крестьяне будут нас встречать с цветами». Это ложное утверждение, считал Л.З. Мехлис, вырастает из незнания действительной обстановки в сопредельных странах. В такой ситуации столкновение с действительностью «размагничивает нашего бойца и командира, привыкшего рассматривать население зарубежных стран с общей – поверхностной точки зрения».