19 января на собственной даче в Усово покончил жизнь самоубийством 1-й заместитель Ю. Андропова генерал Семен Цвигун. Самоубийство это было результатом той сложной игры, которую вел председатель КГБ против команды Брежнева. Генерал Семен Цвигун был породнен с семьей многозвездного генсека через свою жену, которая была родной сестрой жены Леонида Брежнева. Перед своей смертью Цвигун был у кремлевского идеолога Михаила Суслова и имел с ним весьма серьезный разговор по поводу замешанности в делах о коррупции и других махинациях детей Брежнева. После этого разговора Цвигун и выстрелил себе в голову.

Не успела остыть земля на его могиле, как и второй участник того разговора отправился в мир иной: 25 января, как раз в день рождения Владимира Высоцкого, в Москве скончался и Михаил Суслов.

После смерти 80-летнего Михаила Суслова кресло главного идеолога занял в мае 82-го сам председатель КГБ Юрий Андропов. Несмотря на всю свою большевистскую принципиальность и жесткость, в среде интеллигенции о нем ходила молва как о справедливом, даже либеральном деятеле.

После прихода Андропова на Старую площадь в июньском номере журнала «Юность» за подписью все той же Аллы Демидовой появилась одна из крупнейших посмертных статей о Владимире Высоцком под названием «Он играл Гамлета». Но одновременно с ней в номере «Литературной газеты» за 9 июня была опубликована статья поэта Станислава Куняева «От великого до смешного». По мнению С. Куняева, многие песни Владимира Высоцкого, особенно о войне, о товариществе, написаны талантливо и поэтому заслуженно популярны. Но не стоит закрывать глаза и на то, подчеркивал Куняев, что Высоцкий сочинил немало песен из «блатной» и «алкогольной» серий, в которых сумел подняться над своими «героями». В этих песнях жизнь изображена чем-то вроде «гибрида забегаловки с зоопарком». Лирический герой ряда песен Высоцкого — примитивный человек, будь то приблатненный Сережа или дефективные Нинка с Зинкою. Высоцкий, по мнению Куняева, был модным не только для «снобов» — он был модным и для торгаша из «игрушечки - Лады», и для «шашлычника», который, купив книгу Высоцкого, не прочитает ее, а поставит на полку, к роскошным подписным изданиям классиков, так как книги ему нужны для престижа, а исполнение — для «души». Зачем ему читать тексты, проще нажать кнопку стереомага, и автор отчаянным аккордом, щемящей хрипотцой, разрывающимися от напряжения связками вместе с «шашлычником» посмеется над жертвами своей острой наблюдательности.

Хорошо душе торгаша — это его мир, его лексика. Как же ему не любить Высоцкого? — задает вопрос Куняев. И сам же на него отвечает: «Высоцкий популярен и в этом чернорыночном мире…», который считает, что чуть ли не все поэты «немного наши».

Статья подобного содержания не могла не вызвать гнев со стороны многочисленных почитателей имени и творчества Владимира Высоцкого, расценивших ее как очередное покушение на доброе имя своего кумира, как продолжение той кампании травли, что сопутствовала ему как при его жизни, так и после смерти. Во многом этот гнев был справедлив, так как большинству читателей была хорошо известна позиция главного редактора «Литературной газеты», вечного антагониста Театра на Таганке, члена ЦК КПСС Александра Чаковского.

На редакцию газеты и лично в адрес Станислава Куняева обрушился настоящий девятый вал возмущенных откликов на эту статью. Но Станислав Куняев был непреклонен, объясняя позднее, что в своей статье он «всего лишь остановился на издержках почти неизбежных в случае, когда человек искусства становится сверхпопулярным и когда по закону обратной связи его творчество, порой независимо от него самого вынуждено, может быть, иррационально формировать то, что жаждет от творца публика». Куняев увидел в этом «определенную и фатальную взаимную несвободу поэта и его поклонников». Правда, Куняев признался, что «может быть, в своих размышлениях допустил несколько излишне резких формулировок».

Через две недели после письма С. Куняева в той же «Литературной газете» была опубликована статья доктора философских наук В. Толстых под названием «Парадоксы популярности» как ответ на публикацию С. Куняева. В своей статье В. Толстых справедливо замечал, что творчество Владимира Высоцкого — «явление народное — по выраженной с такой искренностью и страстью причастности поэта к тому, что задевает, волнует, радует и огорчает именно массы людей. Понятно, что не все его любят, приемлют. В конце концов это дело вкуса. Принципиально другое: вы не найдете в его (безусловно, неровном) множестве стихов-песен ни одной пустой, бессмысленной или написанной без внутреннего волнения вещи… Вы видите, как торгаши пытаются прибрать к рукам и сделать «своим» Высоцкого? Но то же самое они пытались сделать и с Сергеем Есениным, превращая его прекрасные стихи в ресторанные шлягеры. Мода может нанести ущерб какому-то духовному явлению, но только на время и в глазах тех, кто не знает истинной ценности явления. С. Куняеву и тем, кто с ним согласен, предстоит еще разобраться, почему так волнует, трогает Высоцкий своими песнями (и не только о войне и мужском товариществе) профессоров философии и медицины, рабочих и космонавтов, инженеров и студентов, не мешая всем любить и понимать Пушкина, Моцарта и Блока».

После статьи С. Куняева в центральной прессе появилось всего две публикации, в которых упоминалось имя Владимира Высоцкого (журналы «Молодая гвардия» № 7 и «В мире книг» № 5). В то же время в периферийных газетах И журналах статей о В. Высоцком до конца года появилось в два раза больше.

В апреле 82-го Леонид Брежнев пережил клиническую смерть, но все-таки выжил. Это была какая-то насмешка над реальной жизнью, так как больное тело 75-летнего старика фактически давно превратилось в развалину. И хотя и после этой клинической смерти Брежнев изредка, но появлялся на экранах телевизоров, для всех, кто видел эти выходы, было понятно: генсек уже двумя ногами стоит на краю могилы. 25 июля, во вторую годовщину со дня смерти Владимира Высоцкого, на его могиле на Ваганьковском кладбище было еще больше людей, чем в прошлом году. Задыхаясь в атмосфере маразма, что царил тогда в стране, люди искали и находили источник свежего воздуха на могиле своего кумира — Владимира Высоцкого.

После того как в январе скончался Михаил Суслов, Юрий Андропов активизировал свои действия против команды Брежнева. В день похорон Суслова сотрудники КГБ провели серию арестов. Среди арестованных оказались любовник Галины Брежневой Борис Буряца, председатель Союзгосцирка А. Колеватов и многие другие.

После того как Ю. Андропов в мае переехал с Лубянки на Старую площадь, аресты возобновились с новой силой. В ответ командой Брежнева был разработан дерзкий план ареста Юрия Андропова, который силами своего ведомства должен был осуществить Николай Щелоков. Арест намечался на 10 сентября 1982 года. Но Юрий Андропов и на этот раз оказался гораздо проворнее своих противников: спецгруппа сотрудников МВД, выехавшая для ареста Андропова, была разоружена сотрудниками КГБ и арестована. Андропов победил, и путь к вершинам власти был для него теперь расчищен. В том сентябре один из самых влиятельных деятелей в команде Брежнева, член Политбюро Андрей Кириленко был по команде Андропова отправлен на пенсию. Причем произошло это без всякого юридического оформления, без широкого оповещения в газетах, практически тайно. По приказу Юрия Андропова Кириленко просто не стали допускать на заседания Политбюро, и униженный Кириленко вынужден был теперь все время проводить дома и утешать себя мыслью, что эта опала не завершилась для него арестом. Между тем аресты в среде влиятельных коррупционеров продолжались: в октябре был арестован директор гастронома № 1, больше известного как «Елисеевский», Юрий Соколов.

10 ноября в 9 часов утра на своей даче в Давидово умер Леонид Брежнев. 11 ноября на экстренном Пленуме ЦК КПСС Константин Черненко предложил его участникам избрать на пост генсека Юрия Андропова. Возражавших против этого не нашлось.

Приход к власти в Кремле председателя КГБ Юрия Андропова был встречен в народе с нескрываемым энтузиазмом. Добротно унавоженная им серией громких арестов в среде знаменитых торгашей и партийных работников почва дала прекрасные всходы: люди жаждали видеть на троне человека, способного «огнем и мечом» навести в хиреющей стране долгожданный порядок.