«Накануне финального «Гамлета» — ЧП! Сорвался принц — Высоцкий. За ним снарядили погоню. Любимов с Боровским (главный художник театра) отчаялись догонять: от кабака к кабаку, от улицы к улице. Высоцкий с приятелем убегают. Бешеная езда на такси. Вот мелькнули знакомые силуэты. Наконец встреча состоялась, и ничего интересного в ней не было. Ни для Любимова, ни для Высоцкого. Были только глухая злость, злая тревога и тревожное колотье в груди у каждого. Смирился буйный дух, и «Гамлет» состоялся. Но что это был за спектакль!

…За кулисами — французские врачи в цветных халатах. Жестокий режим, безмерные страдания больного Высоцкого. Уколы, контроль, нескрываемая мука в глазах. Мы трясемся, шепчем молитвы — за его здоровье, чтобы выжил, чтобы выдержал эту нагрузку. Врачи поражены: человека надо госпитализировать, а не на сцену выпускать… Когда все было позади, Любимов сообщил «господам артистам»: «Такого «Гамлета» я ни разу не видел! Это была прекрасная роль! Так точно, так глубоко Володя никогда… да близко рядом я не поставлю ни один спектакль!» А за полчаса до начала, когда и зал в Марселе был полон, и Высоцкий с гитарой уже устроился у сцены, Юрий Петрович позвал всю команду за кулисы. Очень хорошо зная, какие разные люди перед ним и кто из них как именно его будет осуждать, он сказал нам жестко, внятно, и голос зазвучал как-то враждебно: «Вот что, господа. Вы все взрослые люди, и я ничего не собираюсь объяснять. Сейчас вам идти на сцену. Соберитесь и — с богом. Прошу каждого быть все время начеку. Врачи очень боятся: Володя ужасно ослаблен. Надо быть готовыми и надо быть людьми. Иногда надо забывать свое личное и видеть ситуацию с расстояния. Высоцкий — не просто артист. Если бы он был просто артист — я бы не стал тратить столько нервов и сил… Это особые люди — поэты. Но мы сделали все, чтобы риск уменьшить. И врачи, и Марина прилетела… И еще вот что. Если, не дай бог, что случится… Вот наш Стае Брытков, он могучий мужик, я его одел в такой же свитер, он как бы из стражи короля… и если что, не дай бог… Стае появляется, берет принца на руки и быстро уносит со сцены., а король должен скомандовать, и ты, Вениамин, выйдешь и в гневе сымпровизируешь… в размере Шекспира: «Опять ты, принц, валяешь дурака? А ну-ка, стража! Забрать его…» и так далее… ну ты сам по ходу сообразишь… И всех прошу быть как никогда внимательными… Надо, братцы, уметь беречь друг друга… Ну идите на сцену… С богом, дорогие мои…»

Еще один коллега Владимира Высоцкого по театру, актриса Алла Демидова, дополняя рассказ В. Смехова, писала: «Помню, на гастролях в Марселе Володя «заболел», сорвался, пропал. Мы его искали всю ночь по городу, на рассвете нашли. Прилетела из Парижа Марина. Она одна имела власть над ним в таком состоянии. Он спал, приняв снотворное, в своем номере до вечернего «Гамлета», а мы репетировали новый конец спектакля, на случай, если Высоцкий не сможет выйти на сцену, если случится непоправимое. Спектакль начался. Так гениально Володя не играл эту роль никогда — ни до, ни после. Это уже было состояние не «вдоль обрыва, по-над пропастью», а по тонкому лучу через пропасть. Он был белый, как полотно. Роль, помимо всего прочего, требовала еще и огромной физической затраты энергии. В интервалах между своими сценами он прибегал в мою гримерную, которая была ближе всего к кулисам, и его рвало в раковину сгустками крови. Марина, плача, руками выгребала это».

Как уже писалось выше, за эти французские гастроли, за спектакль «Гамлет» Таганка получила специальное поощрение французских журналистов. Сам Владимир Высоцкий, вспоминая через два года эти гастроли, рассказывал своим слушателям: «Гастроли прошли с очень большим успехом. И опять я об этом говорю, потому что, кроме единственной публикации в «Литгазете» совсем не по поводу гастролей, в прессе материалов не было. В «Литературной газете» употребили две цитаты из двух единственных критических статей из сорока, которые вышли во Франции. Таким образом, создали впечатление у читателей, что наши гастроли там провалились. Это — неправда. Гастроли прошли великолепно. И французы говорили, что за последние десять лет не было такого успеха у драматического театра. И свидетельством тому была высшая премия французской критики за лучший иностранный спектакль года».

Между тем ни новые мучения, ни кровь, ни мольбы жены и уговоры друзей не могли уже остановить неумолимо приближавшегося к своей гибели Высоцкого. Не прошло и месяца после марсельских событий, как новый уход «в пике», все в той же Франции, теперь уже в Париже, потряс друзей и близких Владимира Высоцкого. Участник той попойки художник Михаил Шемякин оставил об этом свои воспоминания: «Я был на одном концерте Высоцкого в Париже… Этот концерт был как раз в тот день, когда погиб Саша Галич. Володя был после большого запоя, его с трудом привезли… Никогда не забуду — он пел, а я видел, как ему плохо! Я и сам еле держался, буквально приполз на этот концерт — и Володя видел меня. Он пел, и у него на пальцах надорвалась кожа (от пьянки ужасно опухали руки). Кровь брызгала на гитару, а он продолжал играть и петь. И Володя все-таки довел концерт до конца. Играл блестяще!»

Жена М. Шемякина Ревекка, будучи на том же концерте, оставила о нем воспоминания: «Это был страшный концерт, — Володе было плохо, плохо с сердцем… В зале, конечно, никто ничего не знал, но мы-то видели! Володя пел, пел как всегда, пел замечательно, — но мы-то знали — какое это было напряжение! Потом мы зашли к нему за кулисы — в артистическую, — я подошла к Володе… Помню, он так схватился за меня, — весь зеленый и в поту. Страшно…»

22 декабря 1977 года в переполненной русской церкви на рю Дарью произошло отпевание Александра Галича, погибшего 15 декабря от удара электрическим током. На нем присутствовали руководители, сотрудники и авторы «Континента», «Русской мысли», «Вестника РСХД», журнала и издательства «Посев», писатели, художники, общественные деятели, друзья и почитатели: многие из них прибыли из-за границы, например, из Швейцарии и Норвегии. Вдова А. Галича Ангелина Николаевна получила большое количество телеграмм, в том числе от А. Д. Сахарова, Л. Копелева и от «ссыльных» А. Марченко и Л. Богораз.

Уже тогда многие из присутствовавших на отпевании не верили в случайность гибели Александра Галича. Значительно позднее дочь погибшего — Александра — рассказывала: «Самым, на мой взгляд, странным является то обстоятельство, что когда вызвали стражей порядка, а сделала это пожарная охрана, находящаяся напротив дома, в котором жил папа: пожарники прибежали от сильных криков Ангелины Николаевны, полисмены первым делом сообщили по телефону о смерти Галича дирекции радиостанции «Свобода», на которой отец работал. Почему? У отца при себе не было никаких документов, Ангелина Николаевна на французском языке не разговаривала».

По словам Михаила Шемякина: «Высоцкий не очень любил Галича. Он считал Галича слишком много получившим и слишком много требовавшим от жизни. Они с Володей были совершенно разными структурами».

В отличие от В. Высоцкого, который так и не пошел на компромисс с режимом и сохранил свое лицо, Александр Галич этого сделать не сумел или не захотел. Создавая свои антикультовые песни, он одновременно с этим продолжал писать и печатать свои розовые, романтические, официозно-патриотические произведения. И, как написал об этом позднее Ю. Андреев: «По законам неисповедимым, но тем не менее действующим, отсутствие целостного взгляда, органической искренности — не лучший скрепляющий раствор в том же глубинном фундаменте поэтического творчества… Вот как на деле выглядел период «равновесия» двух муз: с одной стороны, песня в «Комсомольской правде» под названием «Руку дай, молодость моя», с другой — «Спрашивайте, мальчики, спрашивайте», с одной — песенки из сценария «Добрый город» в «Неделе», с другой — «Старательский вальсок», с одной — песенка «Дождик» в той же «Неделе», с другой — «Облака плывут, облака» и т. д. и т. п.