И как ни странно для пьющего, он был одним-единственным из моих друзей (разумеется, не считая семьи), который оберегал меня от «зеленого змия». Помогал своим друзьям в Москве «зашиваться» (вшивать в тело противоалкогольные ампулы), зашивался сам. И снова работал и работал как безумный».

Имея вокруг себя несметное количество друзей, знакомых и поклонников, Высоцкий тем не менее был страшно одинок и непонимаем, и это одиночество, с которым раньше у него хватало сил бороться, теперь убивало его неумолимо и беспрепятственно. Да и друзья, окружавшие его в последние годы, оставляли желать лучшего. Об этой беде Владимира Высоцкого говорят теперь многие из тех, кто хорошо знал поэта.

А. Утевский: «В последние годы Володю окружали люди, которые мне откровенно не нравились. Мелкие люди, которые выжимали из него все, люди, которые, как мне кажется, его спаивали… И у меня на этой почве бывали с Володей конфликты. «Володя, ну с кем ты связался?.. Посмотри, кто рядом с тобой!» Он иногда прислушивался к моим словам, а чаще — нет. Поэтому последние годы мы стали встречаться реже».

О том же и слова коллеги В. Высоцкого по театру И. Дыховичного: «В последние годы появился такой человек, который пытался его облагодетельствовать. Это старый способ меценатов — заполучить человека в душевную долговую тюрьму. И получается, что с этим человеком ты вынужден общаться, вынужден приглашать его в гости… Меня отталкивал не сам человек — я его не знаю, — мне не нравилось, как он ведет себя в нашем городе, как он за известные блага приобретает знакомства и прочее. Я это не осуждаю, но мне это никогда не было близко. А Володя торопился жить. Тем более что этот человек был к нему расположен, действительно его любил. Но в последние годы вокруг Володи наслоилось огромное количество людей, от которых он в конце концов отказался. В конечном счете это окружение и сократило ему жизнь».

Зная, какой популярностью пользовался в то время Высоцкий, неудивительно узнать, что к его имени стремились примазаться всякие сомнительные личности. Удивительно здесь другое: как он, человек, всегда знавший толк в истинной дружбе, мог позволять таким людям находиться возле себя?

Кинорежиссер В. Мотыль, касаясь этой же проблемы, но не в судьбе В. Высоцкого, а Олега Даля, писал: «Я не знал близких друзей Олега Даля. Были ли они у него? Творческой личности необходимы единомышленники, возможность духовных контактов. Нужны друзья, уважающие талант, способные понять искания, разделить радость и горечь. Иногда я встречал Олега в окружении каких-то людей, но даже с большой натяжкой нельзя было предположить в них единомышленников. Уже после гибели Даля мне рассказывали, как зазывали его на попойку. «От гения отскакивает, — убеждали его. — Тебе все можно. Подумаешь, съемка, сыграешь ты ему…» Дальше следует кличка режиссера.

Если бы кто-то заставил этих «артистов» признать, почему они не берегли товарища, мы узнали бы, что ненависть к истинному таланту как результат зависти посредственности двигала поступками множества «Сальери», окружавших угрюмого Даля».

Мне кажется, что с полным основанием эти слова, относящиеся к Далю, можно применить и к судьбе Владимира Высоцкого. У него были друзья, которыми он, без сомнения, мог бы гордиться: Всеволод Абдулов, Вадим Туманов, Станислав Говорухин, Анатолий Утевский. Но были в его окружении и те, кто играл в его судьбе роль «сальери», те, кто завидовал его славе и, стараясь примазаться к ней, укорачивал поэту жизнь. Врач Леонид Сульповар, лечивший в те годы Высоцкого, вспоминал: «Квартира на Малой Грузинской иногда походила на проходной двор. Эта вечная толпа. Многих я знал, но мелькали и совершенно незнакомые лица. Но стоило появиться Марине, как все это исчезало. Конечно, люди приходили, но это был совершенно другой стиль жизни. И уходов «в пике» было гораздо меньше». Не зря, видимо, в последние годы жизни Высоцкий, устав от наплыва множества случайных людей в свою квартиру на Малой Грузинской, хотел ее обменять и даже ездил на Арбат присматривать для себя квартиру потише и поскромнее.

Единственное, что спасает Высоцкого от дружеских застолий, — концертная деятельность, которой он отдает себя без остатка. Если в прошлом году количество его концертных выступлений дошло до отметки 50, то в этом году они достигли беспрецедентной отметки — 150 выступлений! Это был небывалый результат за всю историю гастрольных выступлений Владимира Высоцкого. Более того, впервые за последние 11 лет он вновь приглашен для выступления во Дворец спорта. Это приносит ему не только моральное удовлетворение от такого количества влюбленных в его творчество зрителей, но и материальную выгоду — ставка за один концерт у Высоцкого достигает теперь 300 рублей. За все время своих концертных выступлений он еще не зарабатывал таких денег.

География концертных выступлений Владимира Высоцкого в тот год пролегла через города Подольск, Северодонецк (12 выступлений во Дворце спорта за 4 дня), Череповец, Запорожье (13 выступлений во Дворце спорта за 4 дня), Харьков, Киев, Берлин, Ставрополь, Грозный.

В январе В. Высоцкий выступал в Сумской области, в городе Шостка, и эта поездка едва не стала для него роковой. Об этом случае рассказывает В. Гольдман: «В Шостке мы чуть не разбились. Работали в Сумах, а потом — в Шостке. Ехали пообедать — в машине был еще Иван Бортник. Прекрасная дорога, но шофер — пижон! — ведет одной рукой. Абсолютно ровный асфальт, и вдруг у водителя вышибает руль! Нас понесло… Я кричу: «Ложись!» На наше счастье, параллельно дороге шли трамвайные рельсы — они немного погасили скорость. Меня подбрасывает вверх, и я головой немного продавил крышу, а локтем падаю на Бортника! Иван вышибает дверцу, а Володе — ничего! И мы остановились в пяти сантиметрах от бетонного столба! Машина совершенно целая, кроме вмятины в крыше…

У меня — сотрясение мозга, я плохо соображаю… Они меня быстренько — в машину и везут в больницу…»

25 января, в день своего рождения, В. Высоцкий давал очередной концерт в Ворошиловграде. Об этих гастролях вспоминает все тот же В. Гольдман: «25 января обком партии попросил сделать выступление в Ворошиловграде в Доме культуры Чкалова. В ДК Чкалова Володе подарили громадный шоколадный торт — килограммов на восемнадцать! — и потрясающие гвоздики! А перед этим, в Северодонецке, во Дворце спорта на табло загорелась надпись: «Поздравляем любимого Володю с днем рождения!» Володю это очень тронуло, просто до слез. В Москву мы прилетели 26 января утром, поехали к нему домой, завезли этот торт и цветы…»

В отличие от бурной и плодотворной гастрольной деятельности, поэтическое вдохновение Владимира Высоцкого в том году опускается чуть ли не до нулевой отметки: за последние 15 лет он не писал еще такого минимального количества поэтических текстов — 21. Его близкие друзья, в частности В. Туманов, горько сетуют Высоцкому: «Опомнись, Володя, что с тобой происходит? Ты ведь стал хуже писать, чем раньше. Возьми себя в руки!»

Высоцкий, конечно, все это видел и понимал, но главным для себя считал все же не это. Главным для него по-прежнему оставался тот нравственный выбор, который он сделал еще в самом начале своего поэтического творчества, а именно искренность помыслов и честность перед своими слушателями. Не случайно в том поэтически неродящем году из-под его пера рождаются строчки: