Бассин Филипп Вениаминович
Шрифт:
Мы упомянули выше, что было бы довольно трудным занятием искать в литературе по вопросам психосоматической медицины исследования, содержащие строгую экспериментальную разработку проблемы символического значения органических синдромов. Мы хотели бы в этой связи привести один показательный факт, который укрепляет такое представление.
В фундаментальной работе «Новейшее развитие психосоматической медицины» [231], вышедшей в 1954 г. под редакцией Wittkower и Cleghorn, имеются две статьи (Wolf и Malmo), специально затрагивающие вопрос об экспериментальном обосновании основных положений психосоматической концепции. Чрезвычайно характерно своеобразное смещение аспектов анализа, которое происходит в каждой из этих работ. Естественно было бы ожидать, что исследования, предпринятые Wolf и Malmo, будут посвящены экспериментальному изучению именно тех общих положений, которые являются специфическими для психосоматической медицины, и в первую очередь изучению в эксперименте проблемы символического значения нарушений, вызываемых сдвигами определенного типа. В действительности же экспериментальный анализ, проводимый как Wolf, так и Malmo, смещается из этого, казалось бы, наиболее важного для психосоматики логического плана в плоскость показа того бесспорного факта, что аффективные напряжения вообще способны провоцировать вегетативные сдвиги. Исследование подобных психологически неспецифических изменений заслуживает, конечно, самого серьезного внимания, но никакой поддержки психосоматическому направлению оно оказать не может [21] . Такой уход от центральной для психосоматического направления экспериментальной проблемы, безусловно, показателен.
21
В статье Wolf приведены экспериментальные доказательства однотипного изменения состояния слизистых оболочек носовой полости (в сторону увеличения гиперемии, гиперсекреции, набухания) как при специфических ольфактивных раздражениях, так и при раздражениях неадекватных (сдавливание головы и аффективное возбуждение) у больного, страдающего хроническим ринитом. Автор полагает, по-видимому, что изменения, возникающие при неадекватных раздражениях, носят «символический характер». Такое заключение неправомерно хотя бы потому, что использованные автором «неадекватные» раздражения сопряжены с резким изменением условий циркуляции в области головы, которое неизбежно должно сказываться и на состоянии слизистых оболочек носовой полости. Для того чтобы иметь право говорить о «символической» природе определенного сдвига, надо, очевидно, доказать его зависимость от конкретного психологического содержания переживаний, а не от грубых и психологически неспецифических вегетативных изменений, сопутствующих этим переживаниям. Показав последнюю из этих зависимостей, автор по существу совершенно игнорирует первую.
К этому можно добавить, что обсуждаемое исследование было проведено на отобранной группе испытуемых со специфическим, по данным автора, душевным складом, налагающим определенный отпечаток на характер реакций слизистой оболочки носа. Важным условием строгости подобного эксперимента является, очевидно, показ того, что у испытуемых с иным душевным складом и реакции слизистой оболочки носа будут иными. Этого, oднако, автор не делает. При такой постановке опытов квалификация изменений состояния слизистой оболочки носа как «символических», конечно, неубедительна.
В статье Malmo приводятся весьма интересные наблюдения над изменением электромиограмм при различного рода аффективных напряжениях, проблема же «символики» по существу не затрагивается.
Обобщая, мы можем повторить следующее. Положение о символическом характере органических синдромов не имеет сколько-нибудь серьезного экспериментального обоснования в современной литературе. Поскольку же это положение лежит в основе психосоматической концепции, то не имеет экспериментального подтверждения и важнейшая сторона этой доктрины. А это, пожалуй, больше чем что-либо иное, говорит против ее научной строгости [22] .
22
Именно в данном случае уместно напомнить слова великого француза, на которого ссылаются и авторы «Новейшего развития психосоматической медицины»: «Мы должны доверять нашим наблюдениям только после их экспериментального подтверждения. Если мы слишком доверчивы, разум оказывается связанным, попадая в плен своих собственных заключений» (Bernard). Эти слова одного из наших общих учителей, выражающие важнейший принцип научной методологии, звучат, по нашему убеждению, как суровое предостережение всей современной психосоматической медицине.
Для того чтобы закончить очерк истории и принципиальных установок психосоматической концепции, остается напомнить, как оценивают перспективы этого направления сами его сторонники. В этом отношении характерно опубликованное несколько лет назад обращение президента Американского психосоматического общества проф. Wittkower, подытоживающее результаты двадцатилетней работы этой организации [269]. В обращении отмечается падение влияния психосоматической медицины и глубокий идейный кризис, угрожающий самому ее существованию. Не задерживаясь на детальном анализе причин этого кризиса, автор обращения видит выход из создавшегося положения только в расширении круга методов, используемых при психосоматическом обследовании (в «мульти- дисциплинарном» подходе). Весьма характерно, однако, что даже сам автор вынужден поставить вопрос: будет ли оправдано при таком «мультидисциплинарном» подходе сохранение названия «Психосоматика»? Вопрос этот остается в обращении без ответа.
История психосоматической медицины останется одной из ярких иллюстраций тщетности попыток решать в аспекте клиники проблему целостности организма, если подобные попытки производятся в отрыве от адекватной методологии и требований строгого научного подхода. Вместе с тем эта история показывает, какая поистине огромная работа была выполнена психосоматическим направлением (и продолжает им выполняться и сейчас) по собиранию фактических данных, выявляющих действие психических и нервных факторов на сомато-вегетативные процессы. При всем нашем несогласии с теоретическими интерпретациями, защищаемыми психосоматической медициной, мы не можем не признать большого значения этой работы, как источника весьма ценного конкретного материала, который будет, вероятно, еще многократно использован в исследованиях предстоящих лет.
Мы попытались выше охарактеризовать основные положения психоаналитической и психосоматической теорий и дать их критику. Нам хотелось бы, чтобы эта критика была убедительной не только для тех, кто разделяет ее исходные установки, но и для тех, кто пока еще не определил окончательно свое медико-биологическое мировоззрение и поэтому занимает колеблющуюся позицию вна- ineMспоре с психоаналитической школой (количество таких лиц за рубежом, бесспорно, еще велико).
Лучшее средство усилить убедительность нашей аргументации это проследить, как отвечают на нее наши оппоненты. С этой целью мы приводим (в «Приложении») материалы некоторых дискуссий, которые состоялись в последние годы между автором этой книги и сторонниками психоаналитических и психосоматических трактовок. Дискуссии эти проводились при встречах на международных совещаниях и в печати. Большинство из них в нашей стране не было опубликовано. Для убедительности таких научных выступлений, конечно, важно, чтобы в них не допускалось каких-либо невольных упрощений и тем более искажений позиций спорящих. Поэтому мы приводим подлинные тексты выступлений участников дискуссий, прибегая к сокращениям лишь в тех случаях, когда это вызывалось чисто техническими соображениями или явными отклонениями спора от основных интересующих нас проблем. Завершается дискуссия статьей проф. Ey (Франция), публикуемой без сокращений.
Глава четвертая. Проблема неосознаваемых форм психики и высшей нервной деятельности в свете современной теории биологического регулирования и психологической теории установки
I. Проблема сознания
Мы попытаемся охарактеризовать, как решается проблема «бессознательного», если к ней подходят не с психоаналитических, а с диалектико-материалистических позиций. Для этого остановимся сначала на диалектико-материалистической трактовке проблемы сознания. Вопрос о «бессознательном» является лишь частным аспектом более общей проблемы сознания, и то, как он раскрывается, во многом зависит от истолкования этой более общей темы.
При рассмотрении проблемы сознания, после напоминания некоторых подходов, существующих в зарубежной психологии и физиологии, мы сосредоточим внимание на новых аспектах, которые возникли в результате проникновения в теорию сознания идей современной кибернетики. Мы уже остановились на парадоксе, к которму привело это проникновение: начав с исследования механизмов мыслительной работы мозга, многие из нейрокибернетиков пришли к созданию картин мозговой деятельности, в которых сознанию отводится роль функционально индифферентного эпифеномена. Роль сознания как активного фактора отражения и преобразования внешнего мира лишь с большими натяжками «вписывается» в эти концепции.