На унитазе сидела…

… эта засранка Патриция!

Волосы у нее были мокрые, она была в ЕГО голубом халате и красила ногти на ногах красным лаком, но, увидев его с расчехленным орудием, завопила как ненормальная, словно он пришел ее насиловать. Синьор Морони засунул член в штаны и хлопнул дверью туалета с такой силой, что большой кусок штукатурки отвалился от стены и упал на пол. Разъяренный, как африканский бородавочник, он стукнул кулаком по буфету из красного дерева с такой силой, словно это была наковальня, и проломил его. Заработал трещину в паре костей руки. Сдержал нечеловеческий вопль и отправился за Миммо в его комнату.

Его там не было.

Он распахнул дверь СВОЕЙ комнаты и обнаружил Миммо растянувшимся на ЕГО кровати, голого, счастливого и похрапывающего, с выражением блаженства и спокойствия на лице, словно херувимчик, у которого только что отсосали.

«Они тра… трахались на… на моей кровати сукин… сукин сын вот ты кто никакого уважения никакого поганая сука я тебе покажу как уважать я тебя убью ты как уважать навсегда у меня запомнишь я тебе покажу как надо себя вести, я…»

Ярость первобытная и безудержная, скрытая в древних участках его ДНК, пробудилась с ревом, слепое бешенство, нуждавшееся в немедленной разрядке.

«Убью его клянусь убью отправлюсь в тюрьму в тюрьму отправлюсь насрать мне на это на всю жизнь в тюрьму ну и пусть и пусть мне насрать я устал черт черт черт как меня достало-о-о-о-о-о».

К счастью, ему удалось сдержаться, он схватил сына за ухо. Миммо проснулся и завизжал как резаный. Попытался высвободиться из стальных тисков, сдавивших его ушную раковину. Тщетно. Отец выволок его в коридор, матюгаясь, и дал ему пинка, и Миммо покатился вниз по лестнице; ему чудом удалось весь спуск проделать на ногах, но на последней ступеньке, что называется, не повезло, он подвернул лодыжку и упал; поднялся и, приволакивая ногу, несчастный и голый, бросился из дому, в холод, в поле. Синьор Морони побежал за ним и прорычал с террасы:

— И больше не показывайся. Лучше не показывайся на глаза. Если вернешься, я тебе шею сверну. Богом клянусь. Больше не показывайся. Лучше на глаза мне не показывайся…

Он вернулся в дом, руки у него все еще чесались, и услышал за спиной сдерживаемый плач, скулеж какой-то. Он обернулся.

Она.

Она сидела у камина, закрыв лицо руками, и плакала. Эта идиотка сидит у камина и плачет и хлюпает носом. Это как обычно. Плачет и носом хлюпает.

«Ну конечно это ты умеешь реветь ты умеешь посмотри как ты их воспитала это твои дети знаешь ты кто дура ты убогая а я всем занимайся и плати за все потому что ты только хнычешь хнычешь… кретинка убогая… напичканная лекарствами».

— За что? Что он сделал? — хныкала синьора Морони, закрыв лицо руками.

— Что он сде-е-елал? Хочешь знать, что он сделал? Он трахался в нашей спальне! В нашей спальне, этого достаточно? Сейчас поднимусь и вышвырну это шлюху… — Он направился в сторону лестницы, но синьора Морони побежала за ним, схватила его за руку.

— Марио, подожди, подож…

— Отста-а-ань!

И он ударил ее наотмашь прямо по губам.

Как бы вам объяснить, на что похож удар наотмашь синьора Морони? В общем, более или менее на удар ракетки Матса Виландера, только прямо в челюсть.

Жена повалилась на пол как тряпичная кукла, да так и осталась лежать.

И в этот момент в дом входит кто?

Пьетро.

Пьетро, счастливый, потому что проехал сам целый круг по манежу верхом на лошади Принцессе, а потом чистил ее вместе с Глорией щеткой и мылом. Пьетро, который поехал купить сигарет брату. Пьетро, который не стал есть мороженое, но отложил пятьсот лир, чтобы купить сомика, которого видел в зоомагазине в Орбано.

— Сигаре… — Он так и не замер, не договорив.

— А, явился наконец, голубчик. Развлекались, значит? Что хотим, то и делаем? Хорошо погулял? — ухмыльнулся синьор Морони.

Пьетро заметил все. Рубашку отца, не заправленную в брюки. Его разлохмаченные волосы, налитое кровью лицо, сверкающие глаза, упавшую картинку с паяцами, сломанный стул, а за ним, на полу, что-то похожее на тюк. Тюк с ногами, обутыми в мамины тапочки.

— Мама! Мама! — Пьетро ринулся к матери, но отец крепко схватил его за шею, оторвал от пола и начал раскачивать, словно хотел швырнуть прямо об стену, а Пьетро вопил, брыкался, дергался, как робот, которого закоротило, пытаясь высвободиться, но отец крепкой, уверенной хваткой держал его, как щенка.

Синьор Морони распахнул дверь пинком, спустился вниз, понес тщетно пытавшегося освободиться Пьетро в кладовую и поставил на пол.

Прямо перед стиральной машиной.

Пьетро рыдал: лицо перекошено, рот разинут, как жерло печи.

— Это что такое? — вопросил отец, но мальчишка не смог ответить, его душили слезы.

— Это что такое? — Отец схватил его и встряхнул.

Пьетро побагровел. Он задыхался, хватал воздух ртом.

— Это что такое? Отвечай!