— Что здесь написано? — спросил старый королевский чиновник Карденас старого визиря Абдель-Касима.

— «Я сад, сотворенный прелестью первых утренних часов», — медленно перевел визирь, и в тишине каждое его слово было отчетливо слышно находящимся вблизи рыцарям.

Вот таким образом Мануэль де Фуэнтес еще раньше, чем король и королева, побывал в известной на весь мир цитадели сарацинов, оказавшейся внутри еще более впечатляющей, чем снаружи.

Вместе с другими участниками ночной встречи Мануэль шагал по ее огромным мраморным залам, где стройные колоны уходят в мглистую высь и раздается плеск фонтанов.

Ступал по отделанному золоченой лепниной мозаичному полу, восхищаясь миртовыми садами, водоемами и замысловатой сетью потолочных углублений, напоминающих пчелиные соты.

Любовался, не веря своим глазам, потолком в Зале двух сестер в Львиной крепости. В ячейки потолка были вкраплены тысячи кристаллов молочного кварца, таинственно мерцавшие, как капли росы на паутине.

Снаружи уже занимался рассвет, когда в Альгамбру прибыл эмир и вручил ключи от цитадели Карденасу и Мендосе.

— Идите, сеньоры, — мрачно и торжественно проговорил худощавый Боабдил, нервно теребя узкую черную бородку, — и владейте этими крепостями от имени ваших монархов.

Вскоре в город вступили войска графа Тендильи. Почти в полной тишине полумесяц ислама был снят с башни Комарес, и теперь на его месте над красноватыми стенами древней крепости, рядом со знаменем Сантьяго возвышался серебряный крест и сияли золотом штандарты кастильского королевства.

Отсюда вся процессия, включая Боабдила со свитой из почти сотни всадников, выехала к воротам города, где на берегу реки Хениль, возле небольшой мечети, их ожидало сверкающее морем геральдических цветов, ликующее христианское воинство. Гранды обоих королевств облачились по этому случаю в самые роскошные доспехи. В переднем ряду всадников сидели верхом на великолепных конях король и королева — в коронах, в мантиях, в расшитых золотом длинных, до пят, плащах поверх доспехов. Рядом с ними пребывали инфанты и придворная свита, среди которых был и командир Мануэля, герцог Кадисский.

Когда кавалькада, в которой находился Мануэль, приближалась к месту встречи, он услышал заключительные слова гимна Те Deum laudamus [45] .

— Miserere nostri Domine, miserere nostri, — пели тысячи голосов в сопровождении ревущих труб. — Fiat misericordia tua, Domine, super nos, quemadmodum speravimus in te [46] .

Эмир сделал движение, словно намереваясь сойти с коня, но король показал жестом, что просит его оставаться верхом. Мясистое лицо дона Фернандо излучало благодушие.

— Я готов целовать руки ваших высочеств, — произнес Боабдил на неплохом кастильском.

— В этом нет необходимости! — великодушно откликнулся арагонский монарх.

Королева кивнула, подтверждая сказанное. Ее белое одутловатое лицо никак не выдавало радости, которая должна была в ней кипеть.

Эмир приблизился к венценосной чете и вложил в правую руку дона Фернандо ключи от ворот Гранады.

По рядам сарацинов прошелестел горестный вздох.

— Эти ключи — ваши трофеи, — произнес Мухаммед Абу-Абдалла, называемый католиками Боабдилом, и голос его дрогнул, — так пожелал Бог. Получите же их с милосердием, которое ваши высочества обещали нам.

— В обещанном не сомневайтесь, — заверил его Фернандо. — Отныне наша дружба восстановит то процветание, которого вы лишились из-за войны.

Мануэль всем существом воспринимал торжественность исторического мига. Как обычно, его переживания звучали для него чем-то вроде музыки. На сей раз это был медленный, набиравший силу, многоголосый хорал с органом.

Боабдил снял с пальца золотое кольцо с крупным драгоценным камнем, который Мануэлю издалека определить не удалось, и отдал его графу Тендилье, назначенному верховным алькальдом Гранады.

— Этим кольцом управлялась Гранада, — сказал он, и на глазах его блеснули слезы. — Берите его и правьте. Пусть Бог сделает вас более удачливым, чем я!

В тот день произошло еще несколько важных событий. Были освобождены христианские пленники, числом более пятисот, в течение многих лет томившиеся в темницах Гранады. Король приветствовал их в ходе торжественной церемонии. Королева собственными руками раздавала им пожертвования. Затем Исабель и Фернандо ненадолго посетили Альгамбру и, оставив в ней крупный гарнизон, вернулись в Санта-Фе. Боабдил с домочадцами и свитой отправился в принадлежащую ему и оставленную по условиям капитуляции местность под названием Лаухар-де-Андарас, в Альпухарре.

В последующие несколько дней их высочества ждали, пока Гранада не будет полностью занята войсками. Наконец, в день праздника Крещения, 6 января, состоялся торжественный въезд католических монархов в Гранаду в сопровождении пышного военного парада. На улицах города раздалась христианская военная музыка и зазвучали звуки кастильской, арагонской, каталонской, галисийской и леонской речи. В главной мечети города, которая была освящена и объявлена собором, состоялся благодарственный молебен в честь чудесного избавления полуострова от нечестивых последователей Магомета, правивших им в течение стольких веков.