Это могло оказаться не так уж плохо. Потерпевшим часто бывали не нужны их приписанные, и тогда их приватизировали. Тебя могли послать дробить камни, крутить шеи курицам, собирать микросхемы… Работа на компанию кабельного телевидения вряд ли могла оказаться слишком грязной или опасной. И к тому же мы все будем вместе.

«Пограничники» начинали с того, что привязывали себя к деревьям на стройплощадках, мазали краской вызвавшие их неприязнь сооружения, чертили воззвания на подходящих для этого стенах, подливали сок терновника в замороженные обеды в супермаркетах и бегали в уличных пробках, запихивая рождественский пудинг в выхлопные трубы машин, работающих на бензине.

Вавилон знал об этом, но ему было наплевать. Вавилон знал также о самой большой удаче «Границы». За некоторое время до того, как я к ним присоединился, они запустили «Сатану» (творение Железного Джона) в систему распространения товаров «Домашний мир». «Сатана» превращал все номера лотов в единицу — номер, под которым шло подарочное издание переплетенных в кожу романов Джеффри Арчера [57] ; это была именно та вещь, какую могла поставить в своей гостиной миссис Среднестатистическая Англичанка, чтобы показать гостям, что она не лишена вкуса.

Система «Домашний мир» работала в синхронном режиме. «Сатана» пробудился к жизни в воскресенье, в два тридцать пополудни, и в тот же момент все заказы во всех магазинах по всей стране — а также в виртуальном магазине «Домашний мир» — преобразовались в повторные заказы лишь на эту книгу, автоматически предъявляя поставщикам юридически обязательный договор. Состояние покойного лорда Арчера весьма выросло, а уж его издатели, кто бы они ни были, и подавно крупно разбогатели на этом деле.

«Пограничников» не арестовали за это мероприятие. Система «Домашний мир» не являлась спонсором ни одной из наших двух взаимозаменяемых правящих партий.

Мы были свинчены и приписаны за другую акцию, с кабельным телевидением. Пара наших умников предложила план: провода ведь очень уязвимы для эльфов, гоблинов и всяческой длинноногой нечисти. И вот они снарядили фургон с генератором и всеми своими магическими коробочками. Моя роль была минимальной — я должен был просто прошвырнуться по свалкам, подбирая обрезки старого коаксиального кабеля. Когда все было готово, они в три часа ночи подключились ко всем пяти нашим порно-каналам, всего лишь наложив поверх изображения титр: «СЕЙЧАС ВЫ ОСЛЕПНЕТЕ». Фургон вышел в сеть с пустыря в миле от границ ближайшей муниципальной территории, в то время как остальные наши смотрели, что выйдет, в доме у ЖД.

Это сработало.

Слушание моего дела длилось четыре минуты. На кое-кого из других ушло больше времени, поскольку они протестовали против этой пародии на суд — но большинство сразу признали себя виновными. В помещении для арестованных не хватало лишь нескольких человек, когда нам выдали еще по паре этих подержанных бутербродов, дали глотнуть бутилированной воды и запихнули нас в автобус.

В автобусе мы встретились с нашими женщинами. Последовали бурные объятия, разговоры и некоторое чувство облегчения.

Выяснилось, что: никто не попадет в тюрьму (замечательно); нас отправляют куда-то всех вместе (хорошо); нас собираются передать компании кабельного телевидения (возможно, тоже неплохо); и нас всех везут куда-то в юго-западные графства (есть места и похуже).

Рядом со мной села Мо, слабо улыбнувшись мне. Она была примерно моего возраста и пяти с небольшим футов ростом. Мо носила короткие рыжие волосы и была закутана в несколько слоев неряшливой одежды.

— Как дела? — спросила она.

Я пожал плечами.

— Как твой палец? — спросил я ее.

— Ничего. Физическую боль довольно легко контролировать. Вот со всем этим дерьмом действительно тяжело справиться.

— Могло быть и хуже, — глупо брякнул я.

Автобус тронулся. Мы с Мо принялись болтать. Ей тоже дали восемнадцать месяцев, поскольку она имела не очень большое отношение к кабельной акции. Мо не была фанатичкой, но все же не доверяла технологии. «Мужские придумки» — так она это называла. Компьютеры работают на машинных кодах, сказала она. Бинарное мышление имеет дело только с понятиями «включено» и «выключено», «правильно» и «неправильно», «да» и «нет». То же самое они выносят и на экран: с игровым негодяем или виртуальным врагом ничего нельзя сделать, его можно только убить. Не предусмотрено способа, чтобы быть с ним добрым, чтобы изменить его. «У машинного кода нет вариантов», — сказала Мо.

Я хотел возразить, что она несколько отстала от времени, но решил, что это будет бессмысленно. Она только начала бы спорить, что никакой логический релятивизм в программировании и никакие игры, где требуется сострадание или умение вести переговоры, не меняют фундаментальных вещей.

Вместо этого, заметив, что в автобусе нет моей бывшей подружки, я сказал:

— Бедная Филлис.

— Сука, — отозвалась Мо.

— Да брось ты, — удивившись, сказал я. — Ей же устроили черт знает какие ужасы! Нельзя ее винить за то, что она сломалась под давлением.